Новое

Крокодил и его бухгалтер

Несколько заметок по итогам вчерашнего семинара у Yoel Regev

1. Есть три вида будущего, которые стоило бы различать даже грамматически. Будущее-1 — это «куда все катится», т.е. инерционный сценарий, автоматическая экстраполяция существующих тенденций, трендов. Будущее-2 — это «проект», «мечта», «образ будущего», всевозможные наши планы, стремления, утопии и антиутопии. Будущее-3 — это «тотальная неопределенность», тот самый талебовский черный лебедь, deus ex machinae, עַתִיק, то есть такое будущее, которое никак не связано с прошлым и ничем в нем не обусловлено. Просто «жопа стряслась», и мир изменился.

Значительная, и все более значительная часть нашей деятельности — это управление рисками, то есть сведение к минимуму влияние фактора Будущего-3: и тогда Будущему-2 удается справиться с Будущим-1. Вся экономика, начиная с замены натурального обмена денежным, занимается именно этим: я б взял у тебя сейчас пироги, чтоб потом, когда тебе понадобится, отдать тебе сапоги, но а вдруг не отдам, или помру, или мастерская сгорит?

Потому и отдаю тебе за пироги деньги, как некий эквивалент нашего взаимного доверия, который ты потом можешь обменять на сапоги, когда захочешь.

Власть по Гоббсу («Левиафан») и власть по Локку («ночной сторож»), при всей их непохожести, пересекаются в одной точке: в сфере управления рисками. Суверен — предельный ответчик по любым рискам тотально неопределенного будущего, в этом смысле он всегда до некоторой степени на прямом проводе с עַתִיק, Богом-Дедом; хотя, конечно, как и любой простой смертный подвластен Зеиру и зависим от него.

Управляя рисками, то есть увеличивая степень предсказуемости и планируемости будущего, государство тем самым облегчает деятельность в настоящем, резко расширяя пространство возможностей за счет координации планов различных субъектов. Именно на этой механике, в частности, построен весь финансовый капитализм, где сегодняшние деньги извлекаются из прогнозно-проектного ожидания будущих доходов.

2. «Силам святости» противостоят «силы внешнего», קליפות, что я для себя перевел как «мутные»; со всей вытекающей отсюда люберецкой диалектикой: «чоткий пацан — это ровный пацан». Голем — разновидность «мутного», как выяснилось, даже на уровне языка. Еще разновидность «мутного» — мурзилка, сетевой тролль или бот. Люди в масках, личинах или шкурах, все эти бесконечные «дочери офицеров». Прояснение — действие, направленное на очистку объекта от этой шелухи или коросты. Срыв масок. Просьба закурить — верный признак «мутного»: согласно легенде, дым нужен сатане для того, чтобы вернуть силу и разорвать цепи. Но непроясненность и неопределенность это не одно и то же: неопределенность, это когда возможно все, что угодно, а непроясненность — это когда мы просто не видим, что именно готовится. В этом, в частности, отличие между «мутными» и абсолютно-неопределенным будущим Бога-Деда.

3. Стодвадцатикилограммовая бухгалтерша, упавшая в Мурманске на циркового крокодила Федю — это прямая аллегория к конфликту между Чубайсом и Достоевским (см.ссылку из РГ). Големы «экономической эффективности» против демонов «боли и пустоты» русской литературы. Федор Михайлович, царство ему небесное, прямо атаковал предвечного Чубайса в известном рассказе «Крокодил», где человек, съеденный крокодилом, вещает из его желудка о величии Европы и ничтожестве отечества. Очевидно, что голем пытался и продолжает пытаться разорвать это роковое проклятие России: по выражению Осипова, «мы не хотим быть героями Достоевского, а хотим быть персонажами Вудхауса». Но результат плачевный: Чубайс, с какой стороны его ни возьми, стопроцентный герой Достоевского.

Проблема отчасти решается переводом империалистической войны в гражданскую: когда речь идет о стодвадцатикилограммовой тетке-бухгалтерше, еще неизвестно, кто из них двоих крокодил. В этом смысле дуализм Бухгалтера и Крокодила (Чубайса и Достоевского) есть типичная диалектическая инь-гегельянь: что те последнюю радость жизни отнимают, что эти, и еще неизвестно, кто хуже и страшнее. Русская жизнь рано или поздно преодолеет проклятие русской литературы (сформулированное протопопом Аввакумом как «выпросил у Бога светлую Русь сцотона»), но големы помочь ей в этом не в состоянии, ибо они сами — часть того же проклятия.

Мы пойдем иным путем.

[fbcomments]

About Алексей Чадаев

Директор Института развития парламентаризма