Новое

Немного об образе будущего и готовности к будущему.

Сейчас часто вспоминают, что в ХХ веке эта тема работала куда лучше, чем сейчас — были писатели-фантасты, была идеология коммунизма, был массовый интерес к тому, как оно будет и куда мы движемся — а сейчас нет.

Но мало объясняют, чем был вызван такой интерес. А тут все жёстче, чем кажется. В ХIХ веке об обществе будущего говорили только маргинальные маловлиятельные интеллектуалы вроде марксистов или, скажем, «русских космистов». Но вот грянул 1917-й, и все те, кто жили в «продолженном настоящем» и не особо интересовались всем этим «обществом завтрашнего дня», внезапно оказались на обочине истории — это в лучшем случае; а в худшем — в ГУЛАГе, в эмиграции или в могиле. Это была сильная прививка: после нее, хочешь-не хочешь, начинаешь понимать, что разговоры о будущем стоят того, чтобы их иногда слушать хотя бы краем уха.

На рубеже 80-х и 90-х произошла обратная ситуация. Все то, что позиционировалось как эмбрионы и прототипы будущего мира, внезапно оказалось сметено в ту же мусорную корзину истории. И в выигрыше оказались, наоборот, только те структуры, которые держались разного рода архаики — церковь, этнические и клановые сообщества, уличные банды вроде «казанских», «цеховики» (этот удивительный извод подпольного капитализма), «дачники» с их полукрестьянским мелкобуржуазным укладом «кормиться со своей земли» наконец, карьерная бюрократия в погонах и без (и это после стольких лет фантазий про мир без войн и отмирание государства при коммунизме). То есть бенефициарами прошлой встряски — в отличие от позапрошлой — оказались ровно те, кто делал ставку на вещи, маркированные как «прошлое» и «несовременное».

Этот урок также неплохо усвоен: сегодня интерес к прошлому — от культа Сталина до культа царя Николая, от рэндианского либерализма до ретрокультуры, от «Поттера» до «Игры престолов» — в топе массового спроса, и даже попытки говорить о будущем напоминают ролевую игру в людей 60-х с их непременными «космосом», «роботами» и «кибернетикой».

Поэтому-то и не получается никакого разговора о будущем — он опять и снова оказывается разговором о прошлом; или о будущем-в-прошлом.

Инстинкт самосохранения, ничего не попишешь.

[fbcomments]

About Алексей Чадаев

Директор Института развития парламентаризма