К предыдущему.

Тут мне объясняют, что не Фидель, а Сталин, и не Че, а Троцкий. Неа. Бухаринская доктрина о «строительстве социализма в отдельно взятой стране» по умолчанию предполагала самодостаточность страны и её способность удерживать внешний контур при любом раскладе. Т.е. добиться возможности при строительстве социализма игнорировать то, что по ту сторону занавеса. У Фиделя не было такого шанса: его ситуацию могло гарантировать только состояние мира — т.е. именно чтобы «его оставили в покое»; СССР в общем не рассчитывал на такую роскошь. Но главное даже не это, а то, что бухаринская идея подразумевала тоже мировую модельность, а не просто локальное выживание. Грубо говоря, имелась в виду тоже война, но в том смысле, который она обрела только счас — в формате институциональной конкуренции систем.

То же и про Че с Троцким. Невозможность мыслить категориями «одной отдельно взятой страны» — то, что их роднит; равно как и неспособность понять, что страной тоже можно мыслить мир. Однако идея Че исходила из уже существовавшего в то время в мире постпотсдамского контекста конкуренции систем, т.е. «сторон» в глобальной борьбе. А значит, ни о какой «перманентной революции» в собственном троцкистском смысле речь идти не могла — речь шла именно о войне, пусть в партизанском обличье. Солдат, а не бунтовщик — я это имею в виду. Грубо говоря, в этой логике невозможен антиреспубликанский троцкистский мятеж в воюющей Испании — именно потому, что разделение на «наш» и «их» мир географично и борьба идёт в том числе и на карте, т.е. за карту. Тогда как для Троцкого сама идея географичности разделения «их» и «нашего» мира есть антиреволюционная ересь.