Синопсис

Больно… не будет – обещаю…

Земфира (каррент мьюзик)

Глупый пИнгвин робко прячет. Но таких как он – мало. Гораздо больше – умных; тех, кто, напротив, смело достаёт.

Именно они, умные, и обвалили наши драгоценные Индексы Биржы на полшестого, вопреки героическим попыткам партии и правительства удержать их в стоячем положении. Чуть не весь заветный Стабфонд пустили на виагру – но если нет любви, стимуляторы работают как инъекция в сломанный протез.

Буревестники в это же время делают то, что им предписано на роду: летают зигзагами, истошно орут и беспрестанно гадят в мутные штормовые волны. От сего пейзаж зело выигрывает в живописности, но мало проясняется: ни разглядеть масштабы шторма, ни определить по звуку воплей и шлепков размах грядущей бури не выходит. Разгадка в том, что, вопреки столь романтическому образу, вся их суета – не более чем мелкий гешефт: ловить очумелых мальков, коих волны выбрасывают на поверхность, и тут же переводить в своих желудках на вторичный продукт. Но это – их стихия.

Давайте не будем буревестниками. Давайте лучше будем синоптиками.

Итак: что же навернулось?

Говорить о крахе цивилизации – или даже мирового капитализма – это как раз проще простого. Поза Иеремии и так уже задолго до этих дней освоена легионом истеричных чревовещателей. Но трезвость – как раз посредине, по бритве между самоослеплением и кликушеством.

Будем осторожнее, и диагностируем пока только один, куда более «локальный», но вряд ли намного менее значимый для нас обвал. Это крах магистрального тренда на интеграцию России в американоцентричную миросистему. В политической плоскости он был оформлен войной 8 августа. В экономической – нынешней фондовой катастрофой. Надо ли говорить, что дело не в курсах акций и не в капитализации рынка? Нет: механика процесса – это спешный раздел имущества в результате развода.

Дать ответ на вопрос «как это кончилось» невозможно без честного анализа того, «как это работало».

Ткнув наугад, возьму лишь один аспект: назовём его «приватизацией обременений». Итак, тезис первый: долги – это тоже в своём роде собственность, как и «активы». Они существуют лишь тогда, когда имеют хозяина; в противном случае это просто чьи-то «безвозвратные потери». Секрет приватизации 90-х был в том, что ключевые активы оказались приватизированы отдельно от связанных с ними обременений, иначе говоря – долгов. В этом, а вовсе не в способе приватизации, главная разводка «залоговых аукционов» и подобных им схем. Долги формально повисли на государстве, а фактически – в пустоте, без ясного субъекта ответственности.

В «нулевые» расклад изменился весьма причудливым образом. Активы стали подвергаться национализации – разной степени мягкости/жёсткости… А долги… долги система последовательно сбрасывала на «нового собственника».

Механизмом аппаратной и — вторым темпом – публичной легитимации этой, мягко говоря, неоднозначной процедуры стал синтез либертарно-монетаристской идеологии гайдарочубайсов и «чекистской» установки «штоб не своровали». Был один пункт, в котором они обе совпадали как родные. Это – заветная идея о том, что государство не может – и не должно пытаться – быть в своей стране субъектом экономического развития (либерал добавит: «потому что оно неэффективно», а чекист – «потому что всё растащат, ироды»). Любой, кто утверждает иначе, впадает в кейнсианскую ересь и должен быть отлучён, а аще иерей – извержен.

Такая картина мира давала ясный алгоритм действий. Что делать с растущими доходами бюджета? Что угодно, но только не пускать их в экономику: они суть «навес избыточной ликвидности», от которого ничего, кроме инфляции, выйти не может. Ликвидность надо непременно «стерилизовать» — в этом, а не в накоплении резервов как таковых, смысл «Стабфонда». То, что не стерилизуем, то пустим на «социалку» — в конце концов, должен же уже и народ пожить как люди, накупить китайских шмоток и кредитных холодильников. А где бизнес должен брать деньги на развитие? Как это где – у финансовых институтов, разумеется! Своих нет? Не беда: пусть это будут западные – развитые и «эффективные».

В итоге все эти годы у нас параллельно шли следующие процессы. Во-первых, уменьшался госдолг: отдавали старые долги (иногда с опережением сроков), не брали новых – стерилизовали, как могли, «избыточную ликвидность». Когда долги отдали – начали размещать резервы – опять же в западных финансовых инструментах: стерилизация продолжается. Во-вторых, рос внешний корпоративный долг: компании всё больше и больше брали взаймы на Западе, гарантируя займы своими активами, какие уж были (недооцененные, недокапитализированные, даже не посчитанные толком). Разумеется, давали мало и на условиях много худших, чем размещались государственные деньги: разницу в процентах «по вкладам» и процентах «по кредитам» забирал себе мировой финансовый рынок. Это была не просто плата Западу за принцип «зато не своруют»: фактически, мы отдали мировому финансовому капиталу на аутсорсинг всё финансовое обслуживание нашего экономического роста.

Вывод акций ведущих российских компаний на мировые биржевые площадки – кульминационный аккорд этой пиесы. В условиях отсутствия у нас в стране собственного финансового капитала, сомасштабного этим гигантам реальной экономики, данный шаг означал лишь одно. По меткому определению Е.Т.Гайдара и А.Б.Чубайса из их свежего бестселлера «Экономические записки», это значило «сделать состояние финансов России зависимым от настроения брокеров в Нью-Йорке». Что, по их же собственным словам, означает лишь одно: «слова о независимости и государственном суверенитете нашей страны вряд ли кто-нибудь в мире будет принимать всерьёз».

Гайдар с Чубайсом, правда, говорили там только о государственных финансах. Но национальная экономика – это не только и не столько госсектор в собственном смысле. Хотя речь идёт о компаниях, в которых государство подчас владеет контрольным пакетом акций. Чьи это активы и чьи, следовательно, финансы, если не государственные?

Самое обидное, что доля правды в этой илларионовщине («государство не должно финансировать развитие экономики») была. Потому что когда где-то с 2005-го власть всё же принялась аккуратно, в крайне скромных (по сравнению с потребностями) масштабах выделять средства на проекты развития, они тут же обернулись кормушкой и распилом. Речь идёт не обязательно о прямом воровстве или даже подсадке на господряды. Хуже то, то бюрократия снизу доверху вообще не умеет тратить деньги не на «социалку». Надгробным памятником самой идее «развития сверху» будет выситься так и не потраченный по сей день Инвестфонд (если от него хоть что-то останется по нынешним временам.

Казус с Инвестфондом – модельный пример, позволяющий увидеть, где кончается ботва и начинаются реальные принципы госполитики. Ботва – это повторяющиеся из года в год заклинания про всемерно благотворную роль малого и среднего бизнеса в экономическом росте. Реалии – это когда проекты Инвестфондом рассматриваются стоимостью «от пяти миллиардов». Резон всё тот же: чтоб не спёрли. Ибо считается, что «вручную» контролировать десяток бюджетополучателей проще, чем создать правила для десятков и сотен тысяч разнокалиберных экономических субъектов.

В итоге мы подошли к лету 2008 года со следующими вводными. Мы имеем экономику, локомотивом и становым хребтом которой является пара десятков крупных корпораций, политически завязанных непосредственно на руководство страны, а финансово полностью зависимых от «брокеров с Уолл-стрит».

Ступенькой ниже идут компании, которые все эти годы выбирали между двумя вариантами: срастись с властью или продаться «западному инвестору». Основных мотивов – два: дефицит ресурсов для развития и возросшие риски утраты собственности. Скажем, практически весь сектор FMSG выбрал второй вариант, в том числе холимые и лелеемые начальством боллоевы и коркуновы; брендов с русскими собственниками в секторе потребительских товаров практически не осталось. Те, кто ещё держатся, испытывают двойной прессинг: со стороны власти и со стороны гораздо более мощных и разворотливых западных конкурентов. При этом возможностей даже для обороны уже завоёванной доли рынка у них с каждым годом всё меньше; а «власть» им в этом деле – увы, кто угодно, но только не союзник.

Про нижний этаж экономики – мелкие компании и индивидуальных предпринимателей – вообще молчу: их настоящее незавидно, а будущее – плачевно. Все потуги начальства как-то им помочь или, по крайней мере, «поменьше мешать» так и ограничились пустопорожним словоговорением. Система их просто «не видит», а когда видит, то так, что лучше б не видела. Скажем, когда в процессе всё той же «борьбы с коррупцией» центр заставил муниципалитеты сбросить с баланса практически всю «непрофильную» недвижимость – это разом лишило сотни тысяч небольших предпринимателей возможности арендовать площади по приемлемым ценам. А выиграли от этого исключительно разные «паханы», любящие называть себя «местными олигархами»; ибо только у них были возможности загрести высвободившуюся недвижимость практически задаром. А какой выход? – продавать бизнес тому же «пахану», почём возьмёт – и валить. Из региона, а лучше – из страны.

Картину можно было бы продолжать и дополнять примерами – не буду этого делать в целях экономии места.

Какой из этого может быть вывод? Только один: российская бюрократическая система, продемонстрировав в 1991-2007 гг. фантастические способности к выживанию, оказалась абсолютно непригодна к задачам развития. Более того: в определённый момент таковая система от пассивного сопротивления задачам развития превратилась в машину активной деградации. Не признавать этого – значит быть слепым; и никакая лояльность не может здесь быть оправданием. Напротив; именно лояльность требует от нас честности.

То, что развернувшийся мировой экономический кризис больнее всего ударил именно по нам – это расплата за ошибки предыдущих лет. За нерешительность Путина, в общем, успевшего диагностировать и «поставить» в повестку большинство из этих проблем, но оставившего их as is, или не найдя приемлемых рецептов, или остановившись на полдороги (как было, скажем, с судебной и административной реформами). За «табличный подход» Грефа, приучившего нас измерять экономику в «показателях», которые ничего не показывают, зато удобны для отчётности. За «воинствующий макроэкономизм» Кудрина, который в борьбе с инфляцией и дефицитом бюджета всегда жертвовал реальной экономикой. За идейную импотенцию вождей Центробанка, ФСФР и пр., так и не предложивших ни одного внятного проекта развития наших застрявших в каменном веке финансовой системы и фондового рынка. И, конечно, за бессилие наше, «экпертного сообщества», за вялым блеянием о «стратегии-2020» откровенно проморгавшего вызовы-2008… Не буду продолжать список, дальше и так понятно.

Я не хочу уподобляться буревестникам, которые орут и мечут кал. Не надо никого и ничего свергать, ниспровергать, курощать и гнобить, умножая и без того возросшую энтропию. Но факт тот, что теперь наше выживание зависит только от способности максимально динамично, резко и решительно реагировать на ситуацию. И принимать – главное, вовремя! – сколь угодно жёсткие и смелые решения, если они необходимы. Затыкать дырку, образовавшуюся вследствие ухода спекулятивного капитала, накопленными резервами, и пытаться «прожать» через госбанки быстро растущие барьеры «кризиса ликвидности» — что, это вообще единственное, что мы можем? Или считается, что этого достаточно? Не хочу показаться паникёром, но, по-моему, кое-кто кое-где «жуёт сопли».

Понятно пока только одно: ту «стратегию-2020», которую мы самозабвенно обсуждали последние года полтора, можно смело отправлять в утиль. Нужна совсем другая, куда более быстрая и в много более коротком горизонте. Хотя бы на полгода. И «вчера»; в крайнем случае — «завтра».

Жалко, что у Медведева только видеоблог. Не тот формат, чтобы всё это обсуждать, увы.