в самую центру попал

ну вот всё-таки langobard — поразительно чуткий автор.

запрет на употребление слова «проект» для чиновников государства российского очень поправил бы положение дел в нем. Иначе, они так и будут управлять всем подряд, как проектами. С проектов спроса нет. Куда вот только регион девать после того, как им поуправляли как проектом, или шире — страну — непонятно?

Ох, как же он прав. Одна из самых страшных языковых диверсий в нашем административно-управленческом языке — это прижившееся в нём слово «проект» в значении английского «project».

Для меня, выросшего в семье советских инженеров-проектировщиков, слово «проект» вполне удобная и полезная штука: если надо построить, скажем, дом, завод или электростанцию, «проект» — это то, что делается на этапе _до_ начала собственно строительства, некий итог этой предварительной деятельности — изыскания, расчёты, чертежи, сметы, технико-экономические обоснования и т.д. В целом — некий виртуальный образ того, что завтра будет построено; образ, которым руководствуется и строитель, и будущий пользователь объекта. Легко заметить, что такого рода проектом невозможно «управлять»: его можно только создавать.

В манагерском же новоязе 90-х «проект» — это некая абстрактная управленческая единица, подразумевающая процесс, обязательно имеющий начало и конец во времени (бесконечный проект невозможен!!!). И контролируется он собственно «менеджером проекта» до того момента, покуда проект не завершён или покуда манагеру не вздумалось уйти из этого проекта в какой-нибудь другой проект. Причём очень интересно анализируются итоги жизнедеятельности завершившихся «проектов«: как правило, говорится об управленческих достижениях внутри собственно проекта, но крайне редко — о том, что стало результатом его существования в природе.

В чекистском (и — шире — силовом) сленге аналогом «проекта» является «операция». Тот, кто приучен мыслить операциями, вообще работать в оперативном горизонте (не выходя сильно надолго ни «вниз» в тактический, ни «вверх» в стратегический), очень легко осваивает логику мышления проектами. «Эффективный менеджер» и «оперативник» — в этом плане близнецы-братья. Слабость спецслужб как таковых — это в первую очередь ограниченность рамками оперативного мышления.

Понятно, что происходит, когда такой стиль переносится на госуправление и начинает в нём доминировать. Тогда всё госуправление превращается в некую бесконечную последовательность операций (проектов), направленных на решение проблем (или задач). Управление превращается в реагирование: некая ситуация считывается как вызов (или угроза), и для её преодоления разрабатывается некий «комплекс мероприятий«, интегрируемых в единое целое под названием «проект«.

Основная особенность тут в том, что при таком подходе наглухо блокируется возможность «включать» в управленческий горизонт те итоги реализации «проекта», которые находятся за рамками поставленной цели. Логика операции: вот проблема, вот варианты решения, вот необходимые для него ресурсы — выполняйте, товарищ майор. Выполнил — молодец, орден и повышение по службе; не выполнил — выговор с занесением и лишение квартальной премии. А если вдруг оказалось, что в процессе, скажем, задержания «шпиёна» случайно постреляли с десяток посторонних людей, один из которых вдобавок был выписанный за миллионы из-за бугра физик-теоретик (но по другому проекту) — это, как бы, вообще за рамками логики эффективности. Шпиёна взяли, т.е. задача решена — и это главное.

Что мы получаем в результате? Аллегорическую картину «сражение Геракла с Лернейской гидрой». Каждый проект, эффективно решая ту или иную проблему, попутно порождает две или три новых, для решения которых тоже, в свою очередь, создаются проекты.

Взять барьер перехода от мышления проектами к мышлению институтами такой оперативник сплошь и рядом оказывается не в состоянии. Когда он пытается строить институты, у него всё равно получаются проекты, только кривые; и вдобавок такие, которые невозможно завершить даже тогда, когда свою задачу они выполнили и лежат себе, полудохлые и пустые, шевелятся; ждут, когда их кто-нибудь прикончит.

Заканчивая, вернусь опять к базовому посту Лангобарда — о женщинах. «Позволь поуправлять тобой, как проектом». В биологическом смысле, я думаю, это невероятно мудро: ведь спаривание, в конечном счёте, подразумевает — пусть даже как заранее заблокированную — некую гипотезу общего потомства («совместное удовольствие» — это своего рода его метафора). Посему всякие отношения с женщиной сами по себе — это всегда совместный проект: ну, типа, «тебя тогда и в проекте не было». Здесь ключ к тому, почему у подлинного манагера никогда не может нормально получиться семья: потому что брак — это именно что институт. То есть нечто самоценное и самодостаточное, являющееся само себе целью и задачей, и не требующее дополнительных обоснований. Красавчик Бонд никогда не сможет «насовсем» жениться, потому что у него в каждом фильме обязана быть новая «девушка Бонда». Новый проект.