Алексей Чадаев Наблюдения, замечания и предложения
О названии. Сначала я держал эту тему в голове как «политэкономия насилия». Но это было неточно. Пиздюли относятся к насилию примерно так же, как сигареты — к табаку. Сигарета — это нарезанная, дозированная и упакованная порция никотина. Сам же никотин, убивающий своими каплями табуны лошадей, границ не имеет. Как и насилие. Его результатом может стать какое угодно событие — начиная с чьей-то смерти, и заканчивая чьим-то рождением. Не то пиздюли. Они суть насилие дозированное, расфасованное и «стандартное», вполне поверяемое соответствующим парижским эталоном. Поэтому речь будет именно о них.
Итак, мысль первая. Одна из важнейших функций денег в трудовых отношениях — мотивирующая. Людям платят деньги с тем, чтобы побудить их делать нечто — то, что в своём нормальном состоянии им бы делать и в голову не пришло. Но возможность получить деньги — этот универсальный проторесурс, впоследствии обмениваемый уже на собственно ресурсы — заставляет людей искать способы столь бездарно потратить своё время и силы.
Вся эта паскудная механика отношений называется «работа». Легко заметить однокоренную сущность с рабством. Но раба мотивировали совсем другим способом. Его кормили, да; ему давали кров и даже иногда немного денег. Но основным мотивирующим механизмом рабства было насилие либо угроза насилием.
Власть, собственно говоря, есть система принуждения к неестественному. Именно поэтому в основе её лежит насилие. Чтобы человек подчинился человеку, его вначале бьют палкой. Потом, спустя какое-то время господину достаточно просто показать палку издали и погрозить ею — раб испугается и побежит выполнять приказ. В данный момент отношения этих двух людей уже суть не отношения насилия, но отношения власти, господства-подчинения.
Институализация рабства, его узаконивание было просто способом элиминировать избыточное насилие, закрепив сложившиеся на некий момент группы секущих и секомых. Бунт рабов в такой логике воспринимается как нелигитимный пересмотр отношений; но тем не менее, признав взбунтовавшегося раба врагом, господин тем самым признаёт его равным себе; отношения рабства временно разрушаются — до тех пор, пока конфликт не завершится победой кого-либо из них. Тогда они выстраиваются вновь — причём роль господина берёт тот, кто победил.
Тем не менее, поскольку быть рабом есть для человека состояние неестественное, в обычном, не-бунтовском режиме раб «ленив», т.е. никогда не выполняет полностью то, чего от него хотят. Поэтому его мотивацию обязательно необходимо время от времени подпитывать «дозированными» порциями насилия — т.е. собственно пиздюлями. Пиздюли, таким образом, выполняют тут ровно ту роль, которую в отношениях наёмного труда выполняют деньги.
Именно этот факт и натолкнул меня на попытку рассмотреть пиздюли в качестве разновидности денег, а также изучить закономерности колебания их курса к другим видам валют.
Про рабовладельческую древность примерно понятно. В ситуации, когда жизнь, а также эмоциональный и физический комфорт человека не стоит практически ничего, а материальные блага, напротив, невероятно дороги (т.к. их создание сложно и трудоёмко), понятно, что именно насилие является наиболее дешёвым и универсальным видом валюты. Любой другой — дороже. Главный же его недостаток — то, что оно может встретить сопротивление и даже, грех сказать, «адекватный ответ» — в общем, можно не принимать во внимание.
Но вот, как нас учат марксисты, производительные силы развиваются, труд всё более эффективен, а создаваемые им блага всё изобильней и дешевле. В этой ситуации издержки пиздюлей как валюты становятся всё весомей: охота ли брать на себя столько рисков из-за какой-то ерунды? В результате мягкие механизмы мотивирования начинают преобладать над жёсткими. Из чего те же марксисты, спроецировав эту тенденцию в будущее, сделали небесспорный вывод, что в будущем, когда труд будет ещё эффективнее, вообще никто никого ни к чему не будет принуждать. И обозвали это состояние коммунизмом.
Наивные люди. Разводилово одних людей другими будет сколько угодно менять инструментарий, но не исчезнет никогда. Ибо, хотя его задача — принуждение людей к неестественному, само по себе, как таковое, оно, напротив, абсолютно естественно и неотчуждаемо от человеческой природы. В этом смысле настоящее, предельное насилие над человеческой природой состоит как раз в том, чтобы убить в человеке этот инстинкт власти — собственно, потому невозможно представить никого бесчеловечней Христа.
Но это сильно в сторону. Как бы там ни было, пока существует человечество, будут и пиздюли. В том числе и в этом качестве — как своеобразная разновидность валюты, т.е. как источник дозированных «гранул» мотивации.
Я хочу сказать, что в конечном счёте вопрос, который решает работодатель («господин»), сплошь и рядом сводится к простому: чем платить работающим на него людям — денюшками, «натурпродуктом» или пиздюлями? И, понятное дело, всякий раз решение он принимает в зависимости от того, «что дешевле».
Насилие ведь на самом деле тоже недёшево. В развитом обществе оно есть крайне дорогая, обременённая кучей издержек штуковина. Полицейская и репрессивная машина — одна из самых затратных игрушек государства, и при этом эффективность её весьма ограничена. «Частное», т.е. неинституциональное (или квазиинституциональное — «бандиты») насилие может быть инструментально даже более эффективным, но тем не менее издержки его тоже неоправданно велики.
Но это в ситуации, когда дёшевы деньги.
То, что пиздюли на раз становятся ходовой валютой при ухудшении экономической ситуации, мы с вами прекрасно знаем даже из истории ХХ века. Скажем, царский режим был крайне ограничен в возможностях применения насилия: оно сопровождалось неприемлемыми для режима издержками. А вот большевистский пользовался им легко и изящно, в считанные годы создав многомиллионную трудармию рабов и полурабов. Но опять же по мере роста материального благосостояния издержки основанной на насилии системы вновь стали неоправданно велики — что и привело к ХХ съезду, разоблачению культа личности и всяческой оттепели. Уровень насилия в системе резко упал, но остался на неком плато и потом даже начал медленно расти (особенно в начале 80-х) — по мере того, как ухудшалась экономическая ситуация.
Перестройка, как и всякий катаклизм, резко девальвировала пиздюли, сделав их общедоступным средством наличных расчётов. Однако государство, понятное дело, вовсе не было ни доминирующим, ни даже основным игроком на этом поле, поскольку пребывало в коме. Впрочем, едва очухавшись, оно начало активно навёрстывать упущенное: 93-й, Чечня, перекрышёвка бизнесов и т.д. Но опять же по мере роста благосостояния издержки насилия — что частного, что государственного — стали восприниматься как неоправданно высокие. Борьба бабла со злом («либералов» с «чекистами»), как основной политический сюжет эпохи путинской стабильности, это буквально борьба рублей с пиздюлями, как двух наиболее ходовых разновидностей валюты.
Но а теперь ведь кризис же, так? Деньги резко дорожают по всему фронту. А пиздюли? Они, разумеется, дешевеют.
Во-первых, подошли сроки выхода у десятков и сотен тысяч осуждённых по различным тяжёлым статьям в начале и середине 90-х: все эти люди оказались сейчас на улице в поисках работы. Во-вторых, огромная волна сокращений идёт именно по силовой линии: от Вооружённых Сил до ЧОПов включительно. В-третьих, если всё же закроют казино и игровые автоматы, то и их понятно какой персонал окажется на рынке труда. В-четвёртых — и, пожалуй, в-главных — у значительной части населения попросту не останется никаких способов добывать себе средства к существованию, кроме как пойти и отнять у кого-нибудь.
В этой ситуации неизбежна смена баланса. За то, за что раньше предлагали деньги, сегодня попросту будут бить — ровно с той же мотивирующей целью. Будут меньше договариваться и чаще стрелять. Рынок заказных убийств рухнет похлеще, чем рынок недвижимости. В определённой степени это попросту неизбежно.
На данном фоне начальственная риторика о необходимости ухода государства что из экономики, что из социальной жизни, выглядит как бред. Во всякое место, из которого уйдёт государство, сегодня придут только бандиты, и более никто. Экономика дешёвых денег сменится экономикой дешёвых пиздюлей. И это, пожалуй, пока что магистральный тренд.
