Новое

Исповедь ретрограда

Приехала тут в гости из Чехии сестра. Рассказал ей, как сравнительно свежую московскую глэм-сплетню, про волгоградского коммуниста-педофила-прозаика и его обретшее своеобразную славу творчество: «Прошла мальчишеская увлеченность девочками после того, когда интерес был реализован на практике. И уже в школе можно было смело ставить точку на взаимоотношениях с противоположным полом» (это из его текста под названием «Барсёнок«, евпочя).

Она в ответ порадовала историей про свою работу вожатой в образовательном лагере для подростков — там, в Чехии. О том, как усмиряла банду 14-летних евронедорослей посредством раздачи линеек для измерения длины члена, дабы они решили этот вопрос окончательно и больше ими друг с другом на занятиях не мерялись. И о том, как ей пришлось под занавес у них дискотеку проводить.

Сестре самой 25, она — мать семейства, состоящего из мужа и двух сыновей детсадовского возраста. То есть живёт, можно сказать, исключительно в мужском окружении. Со всеми «прелестями» такового — а казарма, как легко вообразить, «доставляет» в любом возрасте. До кучи, она же, как я понимаю, и основной кормилец семьи, т.е. из них из всех единственный «мужчина» по своей социальной роли — что, надо думать, тоже не сильно способствует развитию межгендерной толерантности.

После разговора с ней у меня остался какой-то странный осадок. Вот думаю, может, пол поменять? А то в наше время, похоже, быть женщиной — много достойнее, нежели быть, извиняюсь, хуеносцем (которому, кстати, быть собственно мужчиной с каждым годом всё труднее и труднее — по многим причинам).

Но, блин, одна беда: в отличие от товарища Бабкина из волгоградского райкома я как-то не успел «поставить точку во взаимоотношениях с противоположным полом ещё в школе». Там я, как дурак, зачем-то вместо этого учился. А по достижении совершеннолетия как-то оно у меня так сложилось, что и сейчас, по всё менее понятным причинам, продолжаю предпочитать совершеннолетних женщин. Хотя это с каждым годом всё менее модно: в тренде-то, гля, мальчики, овечки, трупики и прочие изыски. А если уж кем-то ещё и востребованы существа женского пола, то, как выражался один известный посетитель куршавельской ментовки, исключительно по принципу «пятнадцать лет — уже старуха». А те, кто не в тренде, коснеют в безнадёжной архаике и консерватизме.

В подвале дома, где я живу, прямо под моими окнами — гей-клуб. Если не ошибаюсь, тот самый клуб, где покойный журналист Зимин кадрил того самого гастарбайтера. Летними ночами, когда я оставлял на ночь окно открытым, мне доводилось просыпаться в пять утра от разного рода страдательных воплей: «я-то ему всю душу отдавал, а он… а он… гад… жене со мной изменял! он не наш! не наш!» и — головой об забор. А то вдруг слышу громко басом: «Товарищи гомосексуалисты! Пошли за пивом!» Поймал себя даже на радости какой-то, что ли, от того, что они, оказывается, тоже люди.

Но вообще, как я понимаю, с изобретением гондонов цивилизация перешла некую важную черту. Теперь размножение и секс — это радикально различные, никак не связанные друг с другом сферы. Причём собственно секс — это сфера чистого удовольствия, ничем более не обременённого и не нагруженного. А раз так, не всё ли равно, каким именно образом его получать? С какого тогда перепою именно секс с женщиной — это «нормально», а, например, с мужчиной, с овцой или с трупом — «извращение»? С детьми, конечно, даже в такой логике вопрос отдельный; тут есть элемент (скрытого) насилия, манипуляции, непоправимой травмы для формирующейся личности. Но вот педофил Бабкин, например, чуть не на Сократа ссылаясь, многословно доказывает, что он своим «мальчишкам» ничего не делает плохого, кроме хорошего.

Госдума сегодня с утра чуть ли не в прямом эфире обсуждает, надо ли к Бабкину и ему подобным применять химическую кастрацию. Вообще говоря, надо. Но кроме сугубо репрессивного аспекта, надо ещё разобраться — а почему, собственно, мы идём на эту жёсткость? Какие внутренние моральные основания у нас отделять одних извращенцев от других? Зачем мы всей системой институтов продолжаем стоять на страже традиционной морали, которая давно уже не совпадает с актуальным укладом жизни?

Я-то считаю, что надо стоять. Но я ретроград. Объясните мне.

[fbcomments]

About Алексей Чадаев

Директор Института развития парламентаризма