Избавиться от книг

(Синопсис II: «исходники». Текст второй. 1)

Второй текст серии — о книге. Книга — наша основная ставка в ходе «революции в умах». Не только в переносном смысле. Как известно, Синьхайское восстание в Китае, положившее конец не только «манчжурскому игу» династии Цин, но и монархии как таковой, было организовано «литературным обществом» Вэньсюэшэ — группой интеллектуалов в погонах, которые поначалу просто время от времени собирались почитать книжки.

Это я так рекламирую Книжный Клуб Либерти.

Сам текст:

Я сижу в кофейне. За окнами Тверская. На моем столике — ноутбук, стакан сока… и книга. Пергаментного цвета обложка с французским заглавием будто переплетена крест-накрест красными упаковочными лентами. По лентам бегут белые буквы кириллицы: «Не надейтесь избавиться от книг», Умберто Эко и Жан-Клод Карьер. Блестящие ленты с русскими буквами хочется как-нибудь отклеить перед чтением: иначе книга кажется недораспакованной…

Да, на моем столике есть еще одна вещь. Это новомодный планшет-читалка для цифровых книг, с экраном на «электронных чернилах».

Зачем? Так вышло, что в тот момент, когда мы решили посвятить наш традиционный «книжный клуб» обсуждению этой новоизданной беседы двух западноевропейских собирателей древностей… слишком сложное выходит предложение, закончу его и начну новое. В общем, я сейчас нахожусь в процессе чтения сборника диалогов о современной американской философии, так без затей и именуемого — The American Philosopher (Ричард Рорти, Роберт Нозик, Аласдер Макинтайр и еще несколько современных американских мыслителей обсуждают с итальянкой Боррадори животрепещущий вопрос: как преодолеть «Атлантическую стену», разделяющую, с их точки зрения, современную американскую и европейскую философскую мысль. А мы-то, грешные, живем тут и не знаем, что у них есть какая-то стена. Ибо между нами и ими (теми и другими) тоже есть своя стена — и она, увы, во много раз выше и прочнее.) Философские тексты по-английски я, к стыду своему, читаю пока со скрипом — и с оксфордским словарем. Который весьма удобно встроен прямо в планшет: выделяешь нужное слово — получаешь на экране словарную статью.

Будь у меня «Philosopher» в бумажной версии — пришлось бы пользоваться или толстенным гроссбухом бумажного же оксфордского словаря, или ноутбуком (ну ладно, пусть даже коммуникатором) с «лингвой» — все равно выходит громоздко и неудобно. Но я честно облегчил банковскую карточку на 26 долларов американскому «e-book store» за pdf-версию книги для планшета. Закачал ее туда двумя кликами — прямо тут же, в кафе. И начал читать.

А вот с книгой философских диалогов двух европейцев — Эко и Карьера — у меня вышел конфуз. Ее электронной версии на русском языке нет — ни бесплатно, ни за деньги. На языке оригинала (т.е. по-французски) я, увы, способен осилить разве что зажигательные филиппики Глюксмана в какой-нибудь «Либерасьон» — и то не в последнюю очередь из-за обилия знакомых слов и интонаций. Английской версии, как выяснилось, у этой книги тоже не существует — не только электронной, но даже и бумажной. И появится еще не скоро: судя по всему, англоязычная интеллектуальная аудитория вообще не является для этой книги целевой.

Делать нечего: пришлось брать на рецензию русский перевод — в формате бумажной книги. Безо всякой надежды от оного формата избавиться.

Это, пусть и нестрашное, но все-таки разочарование (особенно на контрасте с удовольствием от чтения с планшета таких же точно философских диалогов, но только американских) предопределило мой скепсис по отношению ко всему, что там наговорили Эко и Карьер. Я как-то сразу поставил под сомнение саму идею переводить лесные богатства родины на издание в бумажной версии диктофонных расшифровок их досужего трепа. Впрочем, надеяться избавиться от Умберто Эко и его нескончаемой, избыточной даже для итальянца болтовни — едва ли не столь же глупо.

Знакомство с текстом не сломило мой скепсис; напротив, скорее усилило. Заслуженные библиофилы и гуманитарии, берясь рассуждать о технологиях — т.е. вторгаясь в ту сферу, которая давно уже облюбована писучими гаджетоманами — обнаруживают безнадежный дилетантизм. Эко, скажем, возмущается, что теперь, когда пишет книги не от руки, а на компьютере, губит гораздо больше деревьев — из-за того, что по десять раз распечатывает черновики (вот же манера — не экономить ни бумагу, ни картридж!). Или, например, преимуществом книги в качестве средства переноса информации перед электронными носителями называет необходимость включать компьютер в электросеть (даже я, месяц обходившийся на Селигере ноутбуком и переносным генератором, понимаю, насколько устарели такие представления о мобильности и автономности).

Это выглядит по-своему мило. Фарфоровые европейские старички, многие годы изучавшие средневековые манускрипты, тихо беседуют в окружении пыльных старых книг, итальянской живописи времен «кватроченто» и «чинквиченто», среди помпезной архитектуры своих исторических городов. Да еще и на избитую, анекдотическую уже тему — «до чего техника дошла». Они ворчат о деградации и упрощении, об исчезновении высоких искусств, связанных с типографикой, не желая понимать, что усложнение технологии неизбежно повлечет за собой появление целого спектра других, ничуть не менее сложных и изящных искусств и профессий в сфере работы с текстом и его дизайном.

Взять хотя бы те же цифровые книги.

Понятно, что сейчас они еще находятся на самой ранней, младенческой стадии своего развития. Строго говоря, жанра собственно цифровой книги еще не возникло: пока мы видим лишь «оцифровку» всего того, что существовало раньше в бумажных носителях. Даже новые произведения выходят в бумажных версиях, и лишь спустя какое-то время появляются их цифровые аналоги (не в последнюю очередь — из-за проблем рынка и копирайта). Многочисленные блогеры и звезды интернет-литературы, непрерывно пишущие онлайн, все еще ориентированы на выход в «бумагу» как ключевой индикатор «повышения в классе». Что до периодики, то зарплаты журналистов сетевых изданий даже сейчас меньше, чем в сопоставимой по классу «бумаге». Бумажное издание — книга, журнал, газета — это все еще «вещь», «продукт», удобный для продажи; тогда как любой их цифровой аналог до сих пор подсознательно воспринимается как нечто эфемерное, ненастоящее, просто записанный в некую «память» набор ноликов и единичек.

И, тем не менее, будущее — именно за «цифрой». За более компактным, легким, мобильным, удобным способом хранения, передачи и визуализации контента. По мере того, как будут преодолеваться ключевые ограничения новых технологий, эти технологии будут отвоевывать свое место под солнцем, попутно изменяя и рынок, и культуру. Многие годы таким ограничением был монитор компьютера — глаза человека, предназначенные природой для восприятия отраженного света, не выдерживали длительной работы с «маленьким солнышком» светящихся экранов. Придя однажды к глазному врачу после десяти лет сидения за компьютером, я с тех пор старался большие тексты читать все-таки на бумаге. Экраны на «электронных чернилах» взяли этот барьер — теперь можно читать с экрана хоть «Британнику», не опасаясь за глаза.

Но я тоже, как и Умберто Эко, люблю книгу. Бумажную книгу.

Впрочем, не всякую. Теперь, в эпоху цифровой литературы, с новой остротой встает старинный вопрос: а вся та макулатура, которую мы наблюдаем на полках книжных магазинов (и на наших с вами домашних полках тоже!) стоит ли она той бумаги, на которой напечатана? Имея в виду уже не только и не столько прямые деньги — но и экологические потери, и громоздкую индустрию производства и распространения, и тот гигантский объем места, которое занимают книги в домах? Моя собственная квартира в какой-то момент начала задыхаться от книг, абсолютное большинство которых никак нельзя считать бесценными фолиантами — ни как вещи, ни как тексты.

От большинства из них — исключения редки — я именно что «надеюсь избавиться». Например, сдав в макулатуру — в обмен на них же, но не в бумаге, а в удобном цифровом формате.

Об исключениях — разговор особый. Парадокс, но именно «цифра» заставляет сконцентрироваться на восприятии бумажной книги не только как носителя информации, но и как вещи, предмета, части интерьера, наконец. Теперь, имея возможность держать большую часть нужной мне информации на цифровых носителях, я могу оставить в «твердом» виде лишь самое-самое. И вовсе не факт, что надо идти путем старьевщика, выискивая по букинистическим каналам разного рода «инкунабулы». Концепт print-on-demand возрождает на новом витке домашнюю библиотеку такой, какой мы ее знаем по пушкинским временам — когда книги покупались неразрезанными, а потом разрезались и переплетались таким образом, чтобы вся библиотека была оформлена в едином стиле. Подбор книг для такой библиотеки может быть языком для своеобразной манифестации себя, своих интеллектуальных вкусов и предпочтений. Ее владелец как бы говорит: в мире (и в моем компьютере!) есть миллионы книг, но лишь эти я считаю достойными украсить мою библиотеку.

И это — с чисто эстетической точки зрения — будет гораздо лучше, чем та разноцветная помойка, которую мы созерцаем на сегодняшних книжных прилавках.

Так что, пожалуй, соглашусь с европейскими старичками — бумажные книги не умрут. Они просто получат другую роль и другой облик.

Книги, упомянутые в тексте:

Боррадори Джованна, Американский философ: Беседы с Куайном, Дэвидсоном, Патнэмом, Нозиком, Данто, Рорти, Кейвлом, МакИнтайром, Куном. — М., Дом интеллектуальной книги, Гнозис, 1998.

Карьер Жан-Клод, Эко Умберто, Не надейтесь избавиться от книг! — СПб., Симпозиум, 2010.

—————-

Но Эко и Карьера мы будем обсуждать лишь через неделю. Завтра же — разговляемся колбасой. Ибо Пасха.

(Продолжение следует)