Есть устойчивая привычка отождествлять идеолога и пропагандиста. Часто, характеризуя деятельность какого-нибудь господина, ставят в его квалификации эти два слова через запятую. Как в дипломе выпускника философского факультета работодатель читает: “философ, преподаватель философии”. Как будто философ – он еще и преподаватель науки наук по умолчанию. Как будто идеолог – это пропагандист по-дефолту, и наоборот. Запятая может заменять и союз “и”. Как будто бы намекая нам лишний раз о тесном политическом союзе идеологии и пропаганды, как идут они куда-то вместе, — идеолог и пропагандист, — рука об руку, юные и влюбленные.
Однако вера в крепкий союз идеологии и пропаганды, вплоть до отождествления их, неверна и даже опасна. Прежде всего – легковесной подменой идеологии пропагандой и наоборот, которую практиковал политический консалтинг в 90-е. Краеугольный камень такого подхода – описать проблему на языке заказчика. В итоге идеологическая подоснова корежится в несвойственном ей понятийном аппарате, а пропаганда оказывается попросту плохой. То есть – неработающей. Последовательно, и до определенного срока эффективно обманывая заказчика, идеологи из 90-х выхолостили понятие идеологической работы, заодно чудовищно понизив ценность политической пропаганды.
Пропаганда всегда привязана к определенному, не сформированному ею самой, но чем-то внешним и недостижимым ее средствами, контексту. Более того, пропаганда тем более эффективна, чем более широко играет на поле, которое очерчено предварительной идеологической индоктринацией, но – не выходя за ее пределы.
Бессмысленно требовать от профессионального пропагандиста новых идей. Пропагандист – не их производитель, а потребитель идеологии. И важно, чтобы он четко осознавал границы своей роли.
Если пропаганда – это работа с содержаниями, которые предлагает ей наличный политический контекст, то идеология – это инструмент, предназначенный для работы уже с самим контекстом. Для описания этого различия, вероятно, уместно воспользоваться аналогией из Го. Ставя камни в узловые пункты расчерченного на квадраты поля, игрок может как сделать “большой” ход, так и “срочный”. “Срочными” ходами игрок ввязывается в схватку с противником, тогда как противник в то же самое время может сделать ход совсем не там, где идет драка, незаметный ход и вроде бы никого отношения к происходящему на доске не имеющий. Но – обесценивающий результаты твоей победы и таким образом переформатирующий контекст игры, чтобы выиграть ее целиком. “Большой” ход способен радикально изменить контекст игры.
Идеологическая работа наиболее эффективна тогда, когда она работает с темами вне непосредственной политики, то есть с темами, не включенными здесь и сейчас в фокус политической борьбы. Дальнейшая политизация таких тем – это отдельная технология, не имеющая прямого отношения к идеологической работе как таковой.
Пропагандист работает в кратком временном режиме, в ситуации уже вовсю идущей кампании. Идеолог же работает впрок, готовя поля для кампаний будущего – причем так, чтобы когда на этих полях начнет разворачиваться кампания, она была выиграна. Рабочий вопрос в России в середине XIX века, всё ещё практически целиком аграрной, был почти неактуален. Но уже в начале ХХ века стартовавшая индустриализация страны привела к тому, что фабричные рабочие стали новой, самостоятельной социальной силой, не учтенной никаким прежним идейным контекстом, кроме марксистского.
Точно так же интеллектуалам необходимо работать с социальными сдвигами, которые неизбежно явятся последствиями лишь начинающейся сейчас модернизации. А такие сдвиги неизбежно воспоследуют — как в случае её успеха, так и в случае неудачи.