Этой серией я хотел дать ответ на вопрос о государстве как операторе трансформации уклада — заявленная цель наших вождей. К третьей части понял, что нельзя дальше двигаться, если не констатировать, что мы даже и сейчас страна куда более Петра, нежели «советов». Петр, по крайней мере, создал Петербург; все, на что хватило наших ленин-сталиных — это превратить Москву обратно в ту кольцерадиальную столицу образца 17 века, из которой он когда-то сбежал в ингерманландские болота. Пушкин со своим «государство — единственный европеец» пытался удержать наследников Петра от утраты осознания цивилизующей миссии, но им оказалась ближе уваровская триада, как универсальное алиби собственного гедонизма и воровства.
Я много думаю о Чаадаеве. Самый первый из больших текстов в ЖЖ у меня был именно о нем. Боевой офицер, воспитанный сбежавшим от революции французским эмигрантом и гарцевавший по Парижу в составе победоносных русских полков, он так и не смог объяснить самому себе, как оказалась возможна та победа.
Петр после Полтавы пил за учителей-шведов; жаль, никто не подсказал Александру выпить в Париже за учителей-французов. Именно в этой точке состоялась главная экзистенциальная ошибка «басманного философа»: он вообразил, будто Наполеона победила не Россия европейская, петровская, а та «московская Русь», в которой он и сам чувствовал себя французским эмигрантом. Наверное, это из-за того, что Чаадаев был москвич.
Франт и салонный бездельник Чаадаев превратил историю об объявлении его сумасшедшим в светский анекдот, рассказываемый дамам с целью произвести впечатление. Он так и не понял, что государь зрил в корень: бывший гусарский офицер действительно сошел с ума. Ровно в том самом смысле, в котором это бывает с параноиками: неверен именно исходный посыл, а все остальное — предельно логично. Да, действительно, если предположить, что европейский прогресс, воплощенный в начертанных на знаменах Наполеона идеалах французской революции, был побежден этим варварским осколком чингизовой Орды, то надо было ставить вопрос о реванше Европы уже внутри нее самой; реванше, в самой первоначальной идее которого уже был оконтурен наш 1917-й.
Если так, то главная претензия к ленинско-сталинскому СССР — что он так и не смог реализовать себя в качестве подлинного наследника петровской программы. Не смог, даже опираясь на самую прогрессивную из тогдашних европейских идей — марксистскую; не смог, даже победив нового европейского гегемона и подняв знамя над рейхстагом; не смог, даже будучи в течение многих десятков лет одним из двух претендентов на роль мирового лидера. Собственно русское, а точнее русско-ордынское начало перемололо и поглотило коммунизм точно так же, как перемололо и поглотило наследников Петра. Грустный анекдот: символические наследники когда-то бродившего по Европе призрака выродились в унылый кружок престарелых «деревенщиков», по недоразумению еще называемый «коммунистической партией РФ». Впрочем, это было в каком-то смысле предопределено: помянутый гусарский офицер мог сколько угодно перекрещиваться в католики, но сама его фамилия все равно обнаруживает в нем полноправного чингизида.
Я пишу об этом, сидя в холле гостиницы «Евроотель» в центре Перми, и думаю о поляках, в представлении которых и теперь Европа кончается Брестом. Будь я сам поляком, мне было бы абсолютно неважно, кто именно — немцы или русские — расстрелял в Катыни польских офицеров; в любом случае я обвинял бы Россию, просто потому, что она еще есть, и ей, по крайней мере, можно что-то предъявлять. Хотя бы то, что не построила нормальный аэропорт на месте расстрела.
Пока я в Перми, по европам возят с гастролями пермских деревянных иисусов. Басманный философ, думаю, от такого известия перевернулся бы в гробу на Донском кладбище. Но он тогда, в начале 19 века, не знал того, чего две сотни лет спустя знаем мы: того, что «прогресс» и «развитие» совершенно не обязательно значит «Европа».
«Цивилизаторская миссия России на евразийском пространстве должна быть продолжена» — сказал в одном из своих президентских посланий ВВП, тем самым манифестировав и себя петровским наследником. Это и есть та версия самоапологии государства, которая по сей день является для него основной. Но если указ об отделении «прогресса» от «Европы» уже подписан в небесной канцелярии, оправданы ли сегодня наши претензии на эту миссию?
Продолжение следует