«Его идеология»

К юбилею Путина републикую фрагмент вводки к книжке «Путин. Его идеология», написанный осенью 2005 года.

——

Сделать более понятной логику действий и бездействий российской власти эпохи Путина — цель данной работы. Это возможно лишь при условии, что будут описаны реальные возможности власти в наше время и в нашей ситуации — иначе говоря, ее системные ограничения. Ответ на вопрос «что власть делает» возможен только после ответа на вопрос «чего власть делать не может».

Узость коридора возможностей является следствием узости инструментария. Ограниченность способов действия заставляет использовать все немногочисленные имеющиеся инструменты — в том числе для решения таких задач, для которых они заведомо не предназначены. Главное системное ограничение власти — тот факт, что число тех людей, за успехи и неуспехи которых она несет ответственность, гораздо больше, нежели число тех, кем она непосредственно управляет. Любое действие власти ведет за собой последствия, число которых так велико, что не дает возможности отследить большинство из них. А потому — заставляет предвидеть, рассчитывать «общий баланс» последствий любых решений уже на этапе их подготовки.

Государство часто рассматривают в виде своего рода корпорации — одной большой фирмы по оказанию услуг населению. Но это правомерно только для тоталитарных систем, где каждый гражданин по умолчанию является сотрудником этой фирмы и в то же время потребителем ее услуг. Сталинское государство соответствовало этому определению в полной мере. Путинская Россия, как и практически любая современная страна, устроена иначе. Власть — лишь один из элементов общественной системы и одновременно ее суверен; это делает роль власти противоречивой. Режим существует в двойной логике: с одной стороны, это логика узких интересов «своей» сферы (госсектор); с другой — логика интересов и ценностей страны как целого.

Все это создает особую ситуацию «подвешенности» власти. Она несет ответственность за существование всех граждан, но непосредственно управляет лишь крайне небольшой (в масштабах страны) административной пирамидой.

Применительно к первому лицу государства это означает, что у него есть лишь очень немного людей, которым он может приказать. Что до остальных, то он может лишь доносить до них свою точку зрения и надеяться на их понимание и добрую волю — так как их начальником в буквальном смысле слова он не является.

Из этого следует, что реальным инструментом власти в современной системе является не административная вертикаль, а система влияния, основанная на моральном авторитете и значимости. Президент больше «жрец» или «судья», чем «царь». Но мера его ответственности при этом — «царская».

В результате возникает такой формат политической системы, при котором глава государства получает практически монопольное право быть источником действующего политического языка и тем для обсуждения — «повестки дня». Каждый из нас имеет свою точку зрения по большинству вопросов, но вопрос о том, какие из тем для обсуждения актуальны именно сегодня, решает власть. Единственным ее реальным конкурентом на этом поле являются катастрофы — будь то авария подводной лодки, сход лавины или захват заложников — тогда инициатива властью утрачивается; но это и есть чрезвычайная ситуация всеобщей мобилизации социальной системы перед лицом общей опасности.

Однако монополия на повестку дня не означает произвола. Бремя власти — удерживать реальность в слове; как только она перестает соответствовать этой задаче, она моментально становится лишним элементом в социальной структуре. И общество ей это показывает, иногда — быстро и жестко.

Величайший успех — найти точные слова для описания того, что происходит и, главное, что должно происходить завтра. Провал — ошибиться в словах или не сказать чего-то, что должно было прозвучать. Каждое публичное слово — в том числе и по второстепенным поводам и темам — стоит гораздо дороже, чем любое аппаратное решение.

Поэтому любые публичные слова первого лица очень важны именно как управляющие сигналы. В дополнение к этому в России, по мнению многих социологов, коммуникативные правила таковы, что важнее не то, что говорится, а то, кто говорит: это называется «гипертрофированный личностный статус».

В условиях посткатастрофной России такая ситуация дает президенту уникальную роль и одновременно возлагает на него уникальную ответственность. Президент сам должен построить демократическую процедуру, защитив ее снаружи, и потом передать в руки народа. Подобные задачи лежали на многих лидерах государств в ХХ веке — и далеко не все с ними справились. Но, как бы там ни было, миссия Путина — это миссия строителя.

Из такого понимания миссии вытекает несколько следствий.

Во-первых, непременный уход от власти по завершении строительства политической системы.

 

Во-вторых, уход от власти именно и только по завершении ее строительства, но не раньше и не позже.

 

В-третьих, с ростом времени пребывания у власти снижаются шансы на быстрое завершение такого строительства.

 

В-четвертых, попытки помешать процессу строительства необходимо пресекать самыми жесткими способами.

——-

Сейчас, после медведевского четырехлетия, все это выглядит скорее мрачным пророчеством, чем официозным панегириком. И тем не менее — с днем рождения, Владимир Владимирович.