Зимой 2008/2009 у меня был публичный конфликт с Сурковым по вопросу о «Стратегии-2020». Я тогда написал ему открытое письмо о том, что экономический кризис поставил под вопрос ее основные цели и цифры, которые теперь, в новых обстоятельствах, уже ничему не соответствуют. В ответ получил пропагандистский залп, в котором мне припомнили мое же авторство первоначального варианта т.н. «Плана Путина», из которого она, собственно говоря, и выросла. Тогда я воспринял это все очень болезненно — именно сам тот факт, что логика пропагандистской конъюнктуры для них оказалась важнее логики здравого смысла. Сейчас, по прошествии времени, есть повод посмотреть на это все немного иначе.
Поводом послужили две вещи. Во-первых, наши текущие обсуждения на философском клубе New Cave, где мы по-новому поставили вопрос о Правде и Тайне. Во-вторых, как ни странно, юбилей Сталинградской битвы: смотря на него, я вдруг подумал: интересно, а если б Сталин в каком-нибудь 42-м принялся публиковать в газете «Правда» документы типа «Стратегия победы над фашизмом до 1945 года» и устраивать его «экспертное обсуждение»? Так получилось, что как раз сейчас я читаю малявинский перевод «Военного Канона» Цзе Сюаня, в котором едва ли не с первых строк утверждается, что наиболее охраняемым секретом у себя и наиболее ценной информацией, которую нужно заполучить у противника любыми способами, является именно что стратегия.
Собственно, это к тому, что
Как только стратегия становится публичной, она перестает быть стратегией.
А это значит, что все бесчисленные документы муниципального, регионального и федерального уровня, гордо именуемые «Стратегия социально-экономического развития до … года» стратегиями на самом деле не являются. И не потому, что они негодные — даже если б они были качественными, сама их публичность обнуляет их практическую пользу.
Восстановим логику. Само то, что понятие «стратегия» применяется в нашем сегодняшнем управленческом языке для обозначения сводного плана действий, является результатом определенного способа мышления, если угодно, доктрины. Согласно ей, экономическая конкуренция между государствами является в наше время чем-то вроде субститута войны. Или, как любили у нас выражаться, «конкурентоспособность — это синоним обороноспособности». Понятно, что доктрина эта тоже довольно архаичная, откуда-то из второй половины ХIX века, из книжек Ференца Листа, столь рекламировавшихся тогда Фадеевым и экспертовцами. Сейчас, в эпоху транснациональных компаний, государства уже даже не основной субъект экономической конкуренции — а скорее «площадки» для нее, иначе говоря, не «футбольные команды», а «владельцы стадионов». Но даже если ей следовать, встает ряд вопросов именно по поводу публичного статуса планов и намерений.
Корень проблемы — в самой модели демократии, где во первых строках утверждается, что верховным сувереном является «народ», а значит, опосредованно, каждый гражданин. И, следовательно, этот самый гражданин вправе быть полноценным участником процесса выработки и обсуждения планов, каковой и становится содержанием «демократического процесса», в особенности в межвыборный период, когда идеи еще не присвоены основными политическими силами. Но реализация такой модели на практике — утопия: мы живем в доме с прозрачными стеклами, и «любой рядовой гражданин» вовсе не есть сознательный носитель этого самого «суверенитета», в том смысле, что его личные «стратегии» отнюдь не тождественны общестрановым. В реальности власти все равно есть некое управляющее ядро, внутри которого только и существует — и реализуется — собственно «стратегия», выработка которой происходит в весьма узком доверенном кругу; но это как бы секрет, хотя и секрет Полишинеля. А значит, есть две «стратегии»: одна — на публику, а другая — «на самом деле».
Причем в российском варианте, как показывает опыт, эта вторая существует в лучшем случае в голове первого лица, никогда не приобретая никакой текстовой формы. И она куда более «реактивна», проста и контекстно-зависима, чем все эти многотомные талмуды пера отечественных пандитов. Отдельные ее элементы, разумеется, обсуждаются с узким кругом доверенных людей, однако в целом это сугубо «персональное» представление монопольного «стратега».
А все остальное — пропаганда. Даже тогда, когда она имеет вид конкретных цифр и «отраслевых приоритетов», по поводу которых означенные «пандиты» до посинения ломают копья. Ложные цели; что-то вроде тепловых ловушек, отстреливаемых боевым вертолетом при бреющем над «зеленкой».
И не то чтобы сказанное было чем-то новым, просто важно зафиксировать позиции. Ну и попутно признать, что «башня» тогда, таки да, была по-своему права.