Когда внезапно падают метеориты — это бывает поводом задуматься о бренности и ничтожности человечества перед величием Космоса. Но если ты в такой момент премьер-министр Медведев, и делаешь доклад о задачах правительства на ближайшие годы на Красноярском экономическом форуме, то в роли метеорита неизбежно начинаешь видеть самого себя.
Замечание про метеорит как символ премьер привычно отлил в гранит: верховная власть в России по своему стилю действий — это челябинское небесное тело. Появляется в виде яркой вспышки наверху, стремительно рассекает небосвод, хлопок, удар, битое стекло, завывание сигнализаций, мгновенный ужас растерянных обывателей — «…по ходу нас е…шат…», какое-то количество случайно пострадавших и… ничего. Все возвращается на круги своя; все живут как жили. Недоуменный вопрос «что это было?» остается без ответа, но по мере остывания эмоций теряет актуальность и вылетает из головы. И так до следующей вспышки.
Я — один из немногих маньяков-астрономов, которые вместо того, чтобы отделаться от очередного метеоритного дождя дежурным залпом ненормативной лексики, предпочитают наблюдать его в подзорную трубу и высчитывать траектории. Тезисы премьерского спича про обязательный пятипроцентный рост, ради которого надо «вкалывать», а во главе угла в процессе «вкалывания» должны стоять все те же известные нам «четыре И» и еще какой-то «человек», сподвигли меня как-то систематизировать позиции по вопросу quo vadimus. Итак.
Целеполагание от темпов роста — ошибка. Его первоисточник — представление о современном мире как арене непрерывной экономической конкуренции между государствами, в пределе — из сознания времен «холодной войны». Во-первых, благосостояние государства и его жителей отнюдь не прямо связано с показателями объема ВВП на душу населения: ВВП может расти, а качество жизни при этом падать. Во-вторых, нет объективной необходимости участвовать в этих тараканьих бегах только ради того, чтобы занять строчку в рейтинге повыше. В-третьих, государства сегодня конкурируют не так, как в эпоху противостояния систем: битва Apple c Samsung — отнюдь не битва США с Южной Кореей, это соперничество двух мировых корпораций, для которых государства как таковые — это промплощадки, рынки сбыта и т.д.
Говоря о сегодняшней России, это ошибка вдвойне, так как практически все проблемы, которые мы имеем сегодня, являются так или иначе последствиями роста предыдущих лет. И по-хорошему вместо того, чтобы форсировать рост, нам сегодня надо было бы сосредоточиться на работу с этими последствиями.
Во-первых — опережающий рост имущественного неравенства. Темпы роста социального расслоения в сегодняшней России значительно опережают темпы роста экономики как таковой. Система перераспределения благ под названием «социальное государство» очевидным образом не справляется с задачей перераспределения, порождая лишь новые армии бюрократии, с одной стороны, и новые группы живущих на велфере, с другой.
В особенности прискорбно, что это делает бессмысленным призыв «вкалывать»: труд как таковой и без того сегодня стоит дешево, но в условиях глобализации даже сегодняшние российские расценки по мировым меркам и в пересчете на производительность труда оказываются завышенными — а значит, будут еще снижаться. Гораздо больше ценится титул собственности — обладание надежными прибыльными активами, либо хотя бы «ликвидностью» (второе, впрочем, хуже, т.к. деньги в мире дешевеют, так что «выйти в кэш» значит проиграть). При этом в оценке стоимости активов ожидаемая прибыль от них окончательно стала фактором номер один: неважно, сколько у тебя чего на балансе, важно, сколько прибылей или убытков все это добро способно принести владельцу. Однако правительство устами Медведева и Дворковича объявляет новую приватизацию: они понимают, зачем «выходить в кэш»?
Во-вторых, коррупция. Думаю, понятно, что она такой же точно механизм перераспределения благ, как и социальное государство. Только если социальное государство перераспределяет блага от обеспеченных к нуждающимся, то коррупция — от создающих доход (что совсем не одно и то же с «создающими блага») к контролирующим. При этом ее фундамент прочен и неколебим: это ЧСВ (чувство собственного величия) служителей Государства, которые всего лишь приводят свой имущественный статус в соответствие с предполагаемым ими социальным. Иными словами, коррупция — оборотная сторона «государственничества».
Из этого, по идее, должен был бы вытекать либеральный тезис об «уменьшении государства», но объем висящих на нем обременений — то самое «социальное государство» — делает этот подход утопическим. И, более того, в наших российских условиях это утопия вредная: не просто «выплеснут с водой ребенка», а воду сольют в чью-то личную канистру и выплескивать будут одних только ребенков. Пока не научимся иначе — нечего и приступать.
В-третьих, инновации. Уже сейчас, после многолетних экспериментов, понятно, что ставка на некий «инновационный сектор», который-де и даст дельту роста — ошибка. Во-первых, основную прибыль с любых инноваций снимают не те, кто их создают, а те, кто контролирует мультипликатор; а значит, у нас можно сколько угодно изобретать (и даже, если заморочиться, производить — хотя в Китае легче), но продавать произведенное будет все равно транснациональный «дядя», на которого весь этот «сектор» и будет работать. Может быть, напряжемся и сделаем своего «дядю» сами. Но «дядя» выращивается вовсе не в торговле инновационной нанофигней: как правило, транснациональные компании вырастают в борьбе за перераспределение уже имеющихся ниш спроса и рынков. Единственная сфера, в которой это с грехом пополам получалось в путинские времена — таки сырьевая.
Плюс к тому, ставка на инновации требует политики в сфере образования прямо противоположной, чем та, которую проводит Минобр при Фурсенко и Ливанове, но это отдельный большой разговор.
В-четвертых, инвестиции. Ошибкой является ставка на создание новых рабочих мест в результате прихода внешних инвесторов. Скорее, будет чуть ли не наоборот. Инвесторы — как они это делают сейчас, и уж точно в горизонте ближайших пяти лет — будут переносить сюда главным образом те производства, которые ориентированы на сбыт на российском же внутреннем рынке. То есть некритические элементы глобальных производственных цепочек, не требующие большого количества занятых — см. как это происходит в автопроме. При этом их продукция будет продолжать вытеснять с рынка оставшиеся еще российские аналоги (условный ВАЗ), у которых вся цепочка целиком в России. Оставляя без работы тех, кто трудится на таких предприятиях — с постыдно низкой, по многолетнему утверждению Минэка, производительностью труда. С учетом этой поправки на одно рабочее место, создаваемое иностранным инвестором, будет приходиться три-четыре новых безработных. Возможно, в логике «борьбы за производительность труда» это и нормально, но в этом, по крайней мере, надо отдавать себе отчет.
Повторяю: все это не про то, что «будет». Все это про то, что мы уже имеем в результате продолжения все той же политики «борьбы за рост». Можно и дальше продолжать — и про институты, и про остальное — но это будет повторением того, что уже многие сказали до меня. Суть не в этом.
Надо уходить из этой гонки роста. И расставлять приоритеты иначе.
Во-первых, с неравенством. Если собственность ценится дороже, чем труд — значит, ключ к проблеме неравенства в вопросе собственности. Фиаско ваучерно-залоговой приватизации похоронило планы создания массового собственника, но тема-то никуда не делась. «Пренебречь, вальсируем» тут не проходит. Национализация, пусть даже и состоявшаяся у нас частичная — всего лишь смешение слоя олигархов и чиновников до степени неразличимости; с собственностью при этом не происходит ничего.
Во-вторых, с госаппаратом. Как минимум, в ситуации, когда 10% чиновников занимаются доходами, а 90% расходами, государство по определению становится египетской коровой: этот баланс надо так или иначе сдвигать. Такой сдвиг не может ограничиваться перераспределением обязанностей, но требует также масштабной (и недешевой) переподготовки и переобучения людей.
В-третьих, с финансами. Когда Минфин из года в год противостоит любым повышениям зарплат бюджетникам (наиболее сильный из государственных перераспределительных рычагов), основным аргументом оказывается инфляция, и в этом есть своя правда. Но только часть правды. Проблема в том, что, получив дополнительные пятьсот или тысячу рублей, человек вприпрыжку понесет их в магазин — у него план покупок на две жизни вперед; и через такт эти деньги опять окажутся у «top 1%», а у государства — дыра в бюджете и проблемы с инфляцией (неизбежные при резком росте платежеспособного спроса без роста в сопоставимых масштабах предложения). Проблема в том, что наше общество стало обществом наркоманов потребления, и медиа изо всех сил разгоняют addiction. Наркоманы часто залезают в долги — мы подсели на потребительский кредит. Но ограничивать потребление и потребкредит сейчас, стимулируя перераспределение бюджетов домохозяйств в сторону накоплений и «длинных денег» — значит на нынешнем этапе тормозить рост.
В-четвертых, с пресловутой «инфраструктурой». В последние годы параллельно шло два процесса: экономика росла, а качество жизни в местах проживания большинства граждан падало. Города вставали в пробки, подвергались «уплотняющей застройке», коммунальные сети деградировали, зеленые зоны вокруг городов уменьшались за счет дачного расползания, среднее образование и поликлиническая сеть сокращались и теряли кадры. Вообще количество мест в стране, где качество жизни соответствует стандартному запросу, неуклонно уменьшалось — вслед за этим уменьшалось население периферии и увеличивалось у столиц и крупных городов; опять же с падением качества жизни в последних из-за неконтролируемого «уплотнения». Те «вложения в инфраструктуру», которые были на предыдущем этапе, начиная с эры нацпроектов, только усугубляли проблему — например, «школьные автобусы» вместе с сокращением школ привели к проседанию территорий и появлению очередной «гири» на балансе муниципалитетов (то же с ФОКами, бассейнами и т.п.). Идти дальше этим путем — тупик. Как и вкладываться в инфраструктуру для промпроизводства (в расчете на приход мифических инвесторов) в местах, где никто не хочет жить.
В-пятых, с образованием и наукой. Не буду раскрывать этот пункт, о нем отдельно.
В-шестых, с управлением госактивами. Сама тема их приватизации — результат понимания, что управляются государством они плохо, и вообще не должно быть так много государства в экономике. Вопрос «а государство — это кто?» в случае каждого конкретного госпакета вызывает нередко нервический смешок — «знаем этих людей». Но продажа за бесценок того, что принадлежит государству — это ограбление налогоплательщиков. А продавать сейчас активы, которые могли бы через пару лет стоить много дороже только в результате простой управленческой санации (знаю это из практики на примере одного госпредприятия, принадлежащего, кстати, Минфину) — это именно оно и есть. И сейчас не 94-й, когда управлять было некому: сейчас достаточно возможностей нанимать управленцев любого уровня, и качество их работы не будет зависеть от государственного или частного статуса собственника. Но это, так или иначе, тоже затраты, в т.ч. времени и усилий.
В-седьмых, с кадрами. Вопреки всем заклинаниям про «важность человека», сейчас успешны и во власти, и в бизнесе только чьи-то родственники-друзья-знакомые. И, помимо всего прочего, это верный признак отсутствия системы кадровой работы, имеющей хоть какие-то объективные критерии качества кадров. Это не только обучение, но и в первую очередь практика, понятные схемы роста функционеров внутри той же бюрократии — как управленцев, специалистов, контролеров и т.д. Но и она требует затрат.
Если всеми этими вещами заниматься всерьез, на пятипроцентный рост в ближайшие пять лет можно не надеяться. Все они так или иначе означают его торможение.
Но Медведев и не будет. Ему же, отправленному на «стажировку вниз», еще расти и расти.
Интересно, как растут метеориты?