Понимаю, что тут проповедуется какой-то слишком уж женский подход — мол, надо все делать медленно и печально, как «печальный ленивец» из «Дня радио». Так и представляю себе пару торчков в ашраме, которые пятые сутки не могут довести друг друга до оргазма, поскольку все это время пытаются еще и приспособиться к ритмам биосферы, сбалансировать энергопотоки, законтачить инь с янью и т.п. «Тебе хорошо?» «Да, дорогой». «И мне, дорогая». «Ом мани падме хум, хум, хум…» «Ты не заснула еще?» «Нет, дорогой, мне хорошо». Впрочем, женщина Ричардсон сразу же сообщает, что оргазм вообще не главное в этой жизни.
Мой любимый персонаж Николай Хель из «Шибуми» Треваньяна предпочитал все в жизни делать профессионально. Осознав в свои 18, что следующие несколько десятков лет все равно придется заниматься сексом, он решил: раз так, я хотя бы научусь делать это как профи. И отправился шариться по борделям юго-восточной Азии — осваивать соответствующее мастерство. Правда, проститутки в качестве менторов годились так себе, поскольку они еще и деньги берут за свое ремесло, а Хель, зарабатывая на жизнь вовсе даже наемными убийствами, именно в этом аспекте профессии не нуждался. Зато киллерша-француженка Соланж, на заре карьеры в Резистенансе мочившая гестаповцев прямо в койке борделя, поставила ему технику как надо: для нее постель была тоже аспектом профессии, но не средством заработка в собственном смысле.
По логике тантры, в сексе присутствует двойной энергообмен: собственно «мужского» с «женским» и «внутренней-женщины-в-мужчине» с «внутренним-мужчиной-в-женщине». Легко предположить, что у геев этот энергообмен инверсирован: «мужское» общается напрямую с «внутренней женщиной» в другом мужчине, и поскольку второе есть феномен скорее психоэмоциональный, чем физический, возникает эффект «отрыва», «преодоления» человеческого — дальше см. диалог «Пир» про «философов» и их «воспитанников».
Я не настолько еще разочаровался в женщинах, чтобы менять их на мужчин: какими бы женщины ни были вздорными и опасными созданиями, тем не менее, они, в общем и целом, прекрасны и удивительны. Но победный марш боевых пидарасов на Кремль и на Сочи слишком впечатляет, чтобы вот так просто отгораживаться от него «традиционализмом», «консерватизмом», «религией» и «демографией»: сожрут и не подавятся. Вот радикальный ислам — другое дело: прошаренный бородатый ваххабит — это вам не говорящий пельмень Милонов; ему бессмысленно задвигать про «свободу любви».
Гомосексуализм противоестественен — это да; но в той же мере противоестественна сама цивилизация вместе с культурой, наукой и айфоном-айпадом: «естественно» было бы до сих пор сидеть на деревьях и жрать бананы. Мышление как таковое есть такое же точно извращение естества, и не зря женщина Ричардсон в первой главе так долго и подробно объясняет, почему главное для хорошего секса — отключить мозг. Дискурс «естественности» в целом бессилен против машин прогресса — «живых коней победила стальная конница», и одной противоестественности можно противопоставить только другую противоестественность; даже жестче: одному извращению — другое извращение.
Вот и вопрос: как бы так правильно извратиться, чтобы никакие боевые пидарасы были не страшны. Ну и от женщин при этом чтобы отказываться не пришлось. Все-таки они хорошие.