Фонетический рисунок разных языков

Вчера вечером обсуждали с младшей сестрой фонетический рисунок разных языков (она в этом году сдала экзамены в Карлов университет и будет изучать хинди… на чешском, который учила весь прошлый год с нуля). Тема для меня сейчас актуальная, тк сам погружаюсь в испанский (вот, даже осилил колонку Фиделя про Порошенко ;)) В особенности — то, как разные лексико-грамматические и фонетические конструкции формируют различные паттерны мышления.

По этой части, конечно, непревзойденным мастером вскрывать такие нюансы русскоязычного мышления для меня является полька Анна Вежбицка с ее «скриптами». Ее сборник «семантических универсалий» — неистощимая кладезь разных открытий в моем собственном родном языке. Например, фактическая невозможность перевести точно ни на один язык русские конструкции вроде «мне хорошо/плохо живется» или «его переехало трамваем» — вот эта фирменно русская бессубъектность происходящего. Или, например, полное отсутствие корректных европейских аналогов у русского слова «пошлость» и тем паче «пошлятина». Или, скажем, наличие у нас конструкции «объективная истина» при отсутствии «объективной правды», а также наличие «неправды» при отсутствии «неистины» (компенсируемого наличием отдельных «лжи» и «вранья») — как нельзя лучше вскрывающие разницу между «истиной» (то, как есть на самом деле) и «правдой» (то, во что я верю и готов бороться за эту веру).

Очень интересно этим методом разбирать украинский — например, совершенно непонятное русскоязычному различение «любити» и «кохати». Или тот же «так» в роли русского «да». Особенно интересно смотреть укр-тв, как, допустим, телеведущий (знающий русский) спрашивает по-украински, а интервьюируемый (знающий украинский) отвечает ему по-русски, и оба параллельно имеют в голове обе языковые конструкции, отличающиеся подчас довольно существенно, но фишка в том, чтобы иметь в виду параллельно и ту, и другую.

Это похоже на описываемую Успенским русскую допетровскую «диглоссию», когда параллельно существовали два языка — условно «письменный» (старославянский), но широко употребляемый и в устной речи, и условно «устный» (древнерусский), также, впрочем, возможный и на письме (в новгородских берестяных грамотах почти исключительно он). В наследие от этой эпохи нам остались множество пар вроде «град-город», «прах-порох», «страж-сторож», «мрак-морок», «млечный-молочный» и т.д. Причем на допетровской Руси вопрос о том, какой язык ты выбираешь в данный момент, решался исходя из того, какой статус имеет беседа, с кем ты говоришь и о чем.

Любовные послания — на древнерусском. Воззвания и челобитные — на старославянском.

Кстати, еще один специфический русизм — «решать вопросы». В большинстве языков на вопросы отвечают.