Алексей Чадаев Наблюдения, замечания и предложения
Однако, желая как-то вовлечь в процесс и отца, моя мать в простоте душевной решила записать в крестные одного из его лучших друзей-коллег по работе. Разумеется, не ставя его в известность и не имея понятия, кто он сам по вероисповеданию. В итоге моим крестным оказался… Дмитрий Абрамович Котлик, вполне себе набожный иудей с твердыми на сей счет принципами. Когда я какое-то время жил на «послушании» в Оптинском скиту, один из тамошних старцев сказал мне, что это не ошибка и не шутка, такое не может быть ошибкой или шуткой, это какой-то специальный промысел Божий.
В более старшем возрасте, в разные периоды, меня всерьез интересовали и ислам, и буддизм, и, само собой, католицизм с его ажурным богословием. Плюс, после воскресной школы и курса подготовки к семинарии (в которую так и не пошел) я развлекался тем, что плодил разные языческие культы и ритуалы к ним, в порядке реализации тогдашней идеи о «свободе религиозного творчества». Однажды даже был хорошенький скандал на первом курсе, когда руководство вуза обнаружило (и разгромило, понятное дело) созданное мной где-то на задворках вуза святилище языческого бога Лёлика, предназначенное для ритуалов (разработанных со всей скурпулезностью обладателя пятерки по литургике) коллективного пьянства. Но, впрочем, тогда я еще не был тверд в своем монотеизме, а заповедь «не сотвори себе кумира» понимал в том смысле, что там же сказано «себе», а не «ближнему своему».
Еще одним любимым развлечением юности было дернуть пивка и отправиться куда-нибудь на Арбат или Манежку, где тогда часто бродили или кришнаитские, или протестантские миссионеры, и взрывать им мозг ссылками или на Бхагавад-гиту, или на Блаженного Августина. Не помню ни одного случая, чтобы такой «диспут» не закончился полной и безоговорочной победой над ясноглазыми ловцами человеков. По-настоящему крутых миссионеров в жизни не встречал ни одного; но, может, это мне не повезло просто.
Мои отношения с идейным атеизмом всегда сводились к идее о том, что это тоже одна из форм религии, просто сравнительно новая, неустоявшаяся в богословском («безбожнословском») фундаменте и потому довольно мутная. Окончательно эту позицию застолбил лосевской «Диалектикой мифа», в которой эта версия получает серьезное обоснование. Собственно, иудаизм довольно близок к атеизму в том смысле, что иудейского Бога, до некоторой степени, тоже «нет». Тем и интересен, по большому счету.
В рамках такого мировоззрения я скептически отношусь как ко внеконфессиональной религиозности («у меня бог в душе, а попы воруют только»), так и к однозначному конфессиональному самоопределению («наша вера истинная, а все остальные — схизматики, безбожники или жертвы опиума для народа»). Истинность или неистинность веры понятна не по выбору конфессии, а по тому, приходит ли вместе с ней та духовная сила, посредством которой только и можно преодолевать своё «внутреннее животное». Но было бы ошибкой сводить веру к «духовной практике» и «самосовершенствованию» — для этого достаточно всевозможной йоги, которая не требует громоздить сложную религиозную картину мира. Нет, вера — это когда кроме тебя и твоих бесчисленных внутренних тараканов есть еще тот самый Другой, к которому ты ищешь пути.
В этом смысле глубинным антонимом веры выступает солипсизм — та самая сартровская «заброшенность», которая в двух словах сводится к тому, что, кроме тебя, в этом мире вообще никого не существует, а если и существует, ты об этом никогда не сможешь по-настоящему узнать. Этот солипсизм сам по себе чудесен и комфортен, но есть одна загвоздка — в его системе личная смерть становится полной и окончательной катастрофой, Концом Света. Поэтому он нуждается в сложных психотехниках вытеснения, забвения «памяти смертной», жестком табу на эту тему. Именно поэтому «не бывает атеистов в окопах под огнем» — речь, конечно же, не об атеистах, а о «неверных», как сказал бы Пророк. Как не бывает и не может быть смерти или даже старости в глянцевых журналах, этих молитвенниках солипсистской антирелигии.
Вспоминаю анекдот о том, как две модели — мальчик и девочка — случайно, то ли на спор, то ли по ошибке — друг на друге поженились. Пришли домой из загса, легли на кровать, раскинули руки, лежат так полчаса… потом мальчик, не выдержав, поворачивает голову к девочке: «ну в конце концов, нас сегодня кто-нибудь трахать-то будет?» Собственно, это и есть апофеоз «заброшенности», в натуральную величину.
