Новое

Моралистика

Давно заметил, шта лезущие в голову размышления о морали и нравственности — как правило, отложенный результат случающегося накануне употребления алкогольных напитков. Не то чтоб я как-то ударно квасил в последние дни, но, канешна, перед вылетом из Томска употребил-таки Бушмиллса в аэропорту отбытия. Ну и по мере того, как в процессе полёта над просторами родины обретенная духовность постепенно конвертировалась в нравственность, думал я вот что.

Мораль — интегральная рациональность: её принципы — всегда извод формулы выживания социального организма, выработанного предыдущими поколениями. Засада в том, что их опыт ограничен условиями среды, которые если меняются, то весь этот опыт и выработанные им правила становятся как минимум неадекватным, а в пределе вредным анахронизмом. Но инерция у этой системы гигантская; должны пройти поколения, чтобы соответствующие коррективы были отражены в писаных и неписаных скрижалях. А если изменения происходят слишком быстро, то — эффект кошки или собаки на автостраде: её рефлексы просто не заточены на существование автомобиля, движущегося со скоростью 100 и более кмч.

Об этом, в сущности, весь «футурошок» Тоффлера: сам-то человек ещё как-то с пятого на десятое адаптируется к изменениям, а вот социально-институциональное интерлюдье запаздывает хронически. Ну и как результат — разрыв: правила есть правила, а жысть есть жысть.

Вот, например, институт семьи и отношение к сексменьшинствам. Понятно же, что нынешняя семья есть результат весьма кривого портирования института собственности на отношения полов. Ну, чтоб когда дикий волосатый самец с елдой наперевес погонится за любой попавшейся самкой, ему навстречу выходил другой самец с дубиной и давал этой самой дубиной по елде, резюмируя: не трожь, моё. Для гордой свободной женщины первобытных времён — сплошное унижение: оказаться вдруг чьей-то собственностью, вроде скота; но зато — насилия меньше, конфликтов меньше, ну и вообще. Соответственно, по мере того, как роль физической силы всё более умалялась, собственность незаметно стала обоюдной: оказца, теперь уже не только женщина собственность мужчины, а едва ли не наоборот. Пойдёшь, скажем, налево — получишь сковородкой. Ну, бред.

То же про детей: из прошлых времен осталась традиция, что дети фамилию берут по отцу; но поди ты сегодня при разводе отсуди себе ребенка у его матери, буде вздумается. Всё, перепрыгнули. Но не успела мать отобрать нещечко у папаши и вдосталь с ним натетёшкаться, дык и у неё его отбирают: «ювенальная юстиция» — первый шаг к давней коммунистической идее обобществления детей. А, скажем, борьба с абортами — это ещё круче: залетела — всё: то, что у тебя в животе, оно уже больше не твоё, а теперь общественное. Отсюда и возникают штуковины вроде материнского капитала (сейчас его вроде как отменяют, но рано или поздно снова введут, никуда не денутся): толку-то теперь рожать, если то, что ты рожаешь, к тебе чуть ли не с самого начала вообще никакого отношения не имеет, а представляет из себя public good. Ну вот кому надо, тот пусть за это и платит.

Но и с самой рождаемостью — тоже непонятка. Ещё в первой половине ХХ века это был критический параметр: от него плясал, как минимум, мобилизационный резерв массовых призывных армий. А сейчас что? Людей на планете 8 с хвостом миллиардов — сильно больше, чем она в длительной перспективе вообще сможет прокормить; массовые армии при этом в эпоху ОМП стали анахронизмом, «человеческий капитал» — это куда больше про качество, чем про количество: залогом конкурентного успеха крупных социумов оказывается не то, сколько народу физически есть, а то, сколько весь этот народ может заработать и, что не менее важно, потратить. Ну и, соответственно, утратила всякий смысл борьба за традиционную семью, за то, чтобы целиком загнать секс в рамки брака, против ЛГБТ как явления, подрывающего рождаемость и т.д.

Объективно ситуация сейчас, в начале ХХI в — кошка бросила котят, пусть ебуцца как хотят. Да, пока ещё есть издержки в виде демографического давления на «первый мир» со стороны разных недомодернизировавшихся племён, которые пока ещё ебуцца не как хотят, а как папа с мамой велели, ну и плодятся соответственно. Но как только шагающий экскаватор потребительской цивилизации дошагает до их родных кишлаков и аулов — папа с мамой, Будда с Магометом, а также свадьба с женитьбой и там неизбежно будут сданы в архив (если не в банк в виде залога за новую стиральную машинку). Ну или, по крайней мере, на этот сценарий делает ставку мировое жидомасонское правительство либо кто там вместо него.

Нет никаких рациональных оснований сейчас чморить геев — ну и что, что не плодятся — зато модные, креативные и неагрессивные, ну и создают новые образцы потребительского поведения и т.п. Полезные, короче, во всех смыслах существа, вон хоть Флориду почитать. Хотят жениться друг на друге, чтоб после смерти одного из партнёров другой наследовал квартирку — дык пусть женятся, какая разница теперь-то. Это ж не про то, чтобы их пустить в святилище института брака, а про то, что сам институт брака окончательно и бесповоротно превратился в какое-то извращение. И, строго говоря, единственный реальный путь его реанимировать — снять всякую ответственность за изнасилования мужчинами совершеннолетних незамужних женщин, если они оказались в публичном месте без сопровождения мужчины (отца, брата и т.д.). Но это в наше время куда более радикальная идея, чем легализация гей-браков. Хотя, собственно, именно про это была известная традиция на бунтующей площади Тахрир.

Такие вот пирожки с котятками. До кучи, секс за деньги неприемлем лишь в том случае, если каждая матка каждой женщины детородного возраста воспринимается как стратегический ресурс, который необходимо распределять централизованно и под строгим контролем надзорных органов — земных либо небесных. Если же нет (а сейчас по факту нет), то соответствующий моральный запрет выглядит как минимум смешно и нелепо. А как максимум — жёстким попранием последних остатков умирающего института собственности, а именно — собственности на своё же биологическое тело. Ведь тут тогда получается, что не только пьяная, но и вполне себе трезвая фемина — известно чему не хозяйка. А вроде как арендатор госимущества. Нет уж: раз «моё» — значит, могу продать, могу в аренду сдать, могу вообще зашить нахрен от греха; а иначе обман какой-то.

Резюмируя: мораль — про выживание, но про выживание тогда и в тех условиях, когда жили предки. А сейчас условия изменились настолько — и, главное, продолжают меняться с такой бесчеловечной скоростью — что совершенно уже непонятно, как она вообще может устоять.

А поскольку наш Путин, кажется, именно её (за неимением других вариантов) вывесил на флаг в обоснование своих фундаментальных расхождений с мировым жидомасонским правительством… То важный теперь вопрос: как вообще — вдолгую — собирается устоять Путин.

[fbcomments]

About Алексей Чадаев

Директор Института развития парламентаризма