Алексей Чадаев Наблюдения, замечания и предложения
А у нас тем временем продолжается Томская программа. Завтра — дедлайн по заполнению первой из проектных форм, в пятницу и в субботу — второй очный этап.
Сегодня готовил свое выступление перед участниками, там оно будет более прикладное, так что напишу здесь немного того, что в офлайновую часть не войдет из-за излишней теоретичности ;))
Итак. Классики институциональной теории утверждают, что субъектом потребности, на удовлетворение которой работают институты производства, всегда выступает общество в целом. Как же так? — всегда спрашивают слушатели в этом месте: ведь спрос как таковой всегда конкретен, у него есть имя и фамилия, это всегда человек или группа лиц, и есть стопятьсот всяких техник этот спрос вычленить, сегментировать и описать, чему нас до сих пор и учили. А «общество в целом» — это разве что в Советском Союзе было…
Так-то оно так. Но вот есть у меня один хороший приятель, партнер по Го — бывший инвестбанкир, а ныне управляющий одной крупной логистической компанией, занимающейся грузовыми железнодорожными перевозками (но не РЖД, есличо ;)) И вот он говорит: у них огромные проблемы с ремонтом тепловозов, поскольку рабочие в ремонтных депо считают за правило и личную доблесть открутить какую-нибудь деталь с локомотива и разувают их до нитки при всяком удобном случае, а потом еще даже и хвастаются друг перед другом добычей. «Я все понимаю — капитализм, классовая борьба — но откуда отношение к той компании, которая платит им зарплату, как к оккупационной администрации? За что? Что мы им такого сделали?»
А я его и спрашиваю: ты в деревне жил когда-нибудь? Нет, говорит, я городской. Вот, говорю, а я жил пару лет. И мне хватило, чтобы понять, как сознания различаются. Городской человек к любым благам получает доступ посредством денег — сначала у него появляются они, потом он их обменивает на еду, одежду, вещи, жилье и все остальное. Деревенский не так: вот выросла в огороде картошка — выкопал, отварил, съел. Нагуляла мяса скотинка — забил, зажарил, съел. Сошел лед на речке — взял сеть, наловил рыбы, приготовил, съел. Выросли в лесу грибы — пошел в лес, собрал, приготовил, съел. А если за лесом станция, и там почему-то «вырос» тепловоз — чем он отличается принципиально от гриба или рыбы?
У моих бабушки с дедушкой дом был из шлака, который оставался от паровозов — его набирали, везли на телегах, мешали с коровьим дерьмом и песком из-под речки — получался такой вот стройматериал. У родного дядьки дом был из шпал, которые он воровал на той же железной дороге, пока ее строили — шпалы были в креозоте, в жаркие дни находиться в этом доме было нельзя, дядька в конце концов помер от рака — зато сам добыл, сам построил: мужик! Ну, а подо Львовом, например, есть руины «Адидас», про которые я тут уже как-то писал.
В общем, негородской человек получает нужные блага из природы напрямую, ни у кого не спрашивая разрешения и ни с кем это не обсуждая, в то время как городской — только опосредованно, из черного ящика цивилизации.
И вот тут его подстерегает интересное открытие. Допустим, он чего-нибудь хочет — всякий человек состоит из желаний — это его индивидуальный спрос. Но перед тем, как он это получит, даже за свои кровные, общество в целом — посредством целого ряда институтов — решает: а имеет ли он, собственно, права этого хотеть, а другие — это его хотение удовлетворять?
И тут выясняется, что к разным потребностям общество относится очень по-разному. Некоторые оно особо выделяет и регулирует как приоритетные: например, потребность в тепле, жилье, питании и чистой воде. К другим относится полностью нейтрально: например, потребность в предметах роскоши — случись кризис, пекарню и водокачку будут спасать, а на ювелирный магазин или мастерскую забьют с прибором. Третьи оно пытается ограничивать — вот мы часто обсуждаем хиджабы у мусульман, но почему-то как воды в рот набрали по поводу паранджи, которой в наших продуктовых магазинах теперь стыдливо завешен стенд с надписью «табак». Четвертые объявляет нелегальными, но молчаливо терпит — проституцию, к примеру. Против пятых (тяжелые наркотики или секс-рабы для педофилов) — борется смертным боем.
Резюме: спрос — да, индивидуален. Потребность — обобществлена и регулируется правовой системой. И только после того, как институты вынесут свой вердикт относительно той или иной потребности — грубо говоря, приемлема ли она с точки зрения писаных и неписаных правил общественной жизни — бизнесу разрешают (или не разрешают) удовлетворять тот конкретный спрос, который можно посчитать в людях и деньгах.
Причем в каком смысле удовлетворять? В смысле — обменивать на деньги. Опять же, есть масса вполне легальных ингредиентов, которые легко купить на открытом рынке, но которые, если знать как ими пользоваться, можно превратить в сырье для продуктов полностью нелегальных (например, синтетические наркотики, производимые из продаваемых в аптеках лекарственных препаратов). То есть на входе — «можно», а на выходе уже «нельзя». Нелегальная потребность.
В этом смысле институты производства — и, более того, вся машина мирового производства — существует в предельных рамках дозволенной системы потребностей. Которая — вот же еще дьявольщина — может часто динамически меняться: то, что вчера еще было «можно», а сегодня уже вдруг раз и «нельзя». Или наоборот — вчера еще про эту черную маслянистую болотную хрень никто и знать не знал, а сегодня уже — нефть, стратегический ресурс, мировая резервная валюта и повод для войн.
Интерфейс взаимодействия собственно антропосферы с природой-матерью целиком и полностью написан на языке потребностей. Мы только берем, и даже когда даем взамен — исключительно для того, чтобы больше, легче и дольше потом брать. Причем поскольку вопрос о том, чего и сколько у нее брать — это самый главный вопрос, от которого зависит выживание — сама эта процедура регламентируется самым жестким образом и с самого верхнего уровня: в любой конституции вы прочтете, что ключевые природные ресурсы — земля, вода, воздух, недра, экосистема — принадлежит «народу», иначе говоря, управляется государством и никем иным.
Иначе говоря: как только вы начинаете что-то производить (я имею в виду самый первый передел, непосредственно «граничащий» с природой) — вы сразу обречены иметь дело с государством. Но даже когда вы из уже извлеченного, обработанного и проданного кем-то сырья начинаете делать свой продукт — даже в этом случае вы сразу сталкиваетесь с институтами власти, которые в данном случае решают: а разрешено ли то, что вы в итоге произведете и захотите продать? Вернее, даже не сам ваш продукт, а потребность в нем, существующая на рынке (мы исходим из того, что она есть, иначе б вы не взялись ничего производить). А если разрешено — соответствует ли ваш продукт тем базовым стандартам и правилам, которые уже существуют для таких продуктов — и вам предстоит доказывать, что таки да, и стоять в очереди за соответствующей бумажкой.
В этом смысле самое милое дело — производить какой-нибудь такой продукт, который еще никто до вас не делал, и никаких стандартов, соответственно, на него не существует. Но, как правило, на такие продукты еще и спрос как таковой не сформирован — еще никто не знает, что такое, как у вас, вообще есть. И здесь еще вопрос, что легче — мучаться со всей этой сертификацией, или же с рынком, инвестируя в формирование спроса едва ли не больше, чем в само производство?
…продолжение следует…
