Я уеду жить в Хогвартс

Что мы понимаем про мир, созданный женщиной Роулинг, и место в нем магического сообщества?

Если отбросить рюшечки, бросается в глаза, что мы имеем дело, фактически, с гетто. Режим Статута о секретности загнал магов в положение дискриминируемого, преследуемого меньшинства, сохраняемого в резервациях наподобие американских индейцев или бушменов. Полтора переулка, платформа на вокзале, несколько деревень и один вуз (точнее, ПТУ — Хогвартс именно оно), плюс так называемое «министерство магии» в подвале лондонского общественного туалета — вот и весь magic world. При этом магам, как и всегда бывает с этнографическими меньшинствами, нельзя пользоваться достижениями современной цивилизации — за этим следит подразделение, где работает старший Уизли: «отдел по борьбе с противозаконным использованием изобретений маглов». Поэтому, скажем, они юзают медленную, неудобную и негигиеничную совиную почту в эпоху емейла, мессенджеров и смартфонов; и летают на метлах в эпоху автомобиля, самолета и скоростных железных дорог. В виде исключения есть один поезд от Лондона до Хогвартса — с паровозиком, ага.

Отношение к магам как к отверженным, второсортным членам общества, вроде этнических или сексуальных меньшинств — общее место, мейнстримная точка зрения — иначе бы откуда ей взяться в качестве базовой установки у добропорядочных буржуа Дарслей? Магические способности воспринимаются «обычными людьми» как своего рода уродство, аномалия — отсюда дискриминация детей с таковыми: см.историю Гарри, его матери или сестры Дамблдора. Разителен контраст в судьбах маглорожденных волшебников (у которых все дороги открыты) и рожденных в волшебных семьях простецов, т.н. «сквибов»: вторые оказываются париями в обоих мирах. Неудивительна отсюда в идеологии тема «чистоты крови»: не более чем стремление хотя бы к равенству возможностей между двумя социумами — обычным и магическим. Благо хедлайнерами его оказываются как раз полукровки — сам Вольдеморт, Снейп, Амбридж.

Но главное, что магический мир еще и жестко контролирует прогресс изнутри самого себя: целые отрасли магии оказываются запрещенными или полулегальными — под псевдонимом якобы «темных». При этом к ним относятся ровно те из них, ради которых отцы-основатели в свое время всю кашу и заварили: поиски бессмертия, философского камня (обращающего металлы в золото), техники управления людьми и т.д. Словом, все то, без чего магия становится просто набором безобидных фокусов для любителей старины.

К слову, никто не задумывался, почему философский камень называется философским — а не, скажем, филологическим? А ведь тут прямая линия преемственности средневековых тайных искусств от античных мыслителей. Превращать вещества — значит постичь тайну структуры материи (главная задача натурфилософов-досократиков); найти путь к бессмертию — заветная мечта человечества со времен Гильгамеша. Управлять другими людьми — значит постичь тайны уже человеческой природы, антропологию как таковую. Тайными эти дисциплины в средневековье (в отличие от античности) стали из-за обскурантизма господствующей церкви, которая воспринимала любое знание как нечто потенциально опасное; но мир Роулинг — это уже мир секуляризованного обскурантизма, где ту же роль святой инквизиции выполняет уже государство и социум. «Страшный», «ужасный» и «всемогущий» Вольдеморт может сколько угодно воевать с магами, но ничего не может поделать с Дарслями, которые (а не Поттер, Дамблдор etc.) и есть его реальные антагонисты. Причем антагонисты торжествующие — в финале седьмой книги Поттер как раз и превращается в такого же точно Дарсли, добропорядочного отца семейства с домиком-садиком-тачкой-телевизором, ради чего все и делалось.

Это и объясняет, почему наиболее родовитые магические семейства оказались на стороне Вольдеморта. Судя по всему, его программа (оставшаяся за кадром, как это всегда и бывает в историях, написанных победителями) как раз и состояла в том, чтобы вернуться к изначальному целеполаганию магического знания — в первую очередь к преодолению смерти. Роулинг сказала больше, чем хотела: ведь это именно Смерть и ее Дары побеждают в итоге несчастного Вольдеморта; Поттер и компания не более чем проводники. Чтобы скрасить ситуацию, он изображен серийным убийцей и мучителем; но и тут концы с концами не сходятся. Взять хотя бы стремление избегать лишних жертв — начиная от сцены в доме Поттеров и заканчивая финальным штурмом Хогвартса, когда именно его бесконечные ультиматумы и «время на раздумья» позволили Поттеру с компанией успеть уничтожить крестражи, что и предопределило его поражение. Странно для Темного Лорда, а? Или взять якобы нелюбовь его «партии» к магическим существам: а потом оказывается, что за него и оборотни, и великаны, и много кто еще.

То, что он убил старшего Поттера (человека, по описанию самой Роулинг, достаточно гнусного и аморального), может иметь множество причин, в т.ч. и обычную в ситуации войны «или я — или меня»; заметим, к тому моменту уже известно, что Джеймс Поттер «бросил вызов». «Авада кедаврой» в Гарри он швырялся только на протяжении книги пять раз; начиная с третьего — уже явно из спортивного интереса, и максимум чего смог добиться — шрам на лбу. А вот его самого убивали — долго, осознанно, скопом, втихаря, несколько книжек подряд.

Теперь о дементорах, они же ментодеры. Понятно, что то дурацкое гетто, в котором прозябало до его появления магическое сообщество, и было один большой Азкабан под открытым небом; но сама эта сладкая диалектическая парочка «дементор-патронус» заслуживает отдельного разговора. Судя по всему, дементоры выполняли в том социуме ту роль, которую в нашем выполняют драгсы, угнетающие психику и вызывающие bad trips, а патронусы, напротив, роль эйфоретиков. Характерно при этом, как у целиком отрицательного персонажа Амбридж было организовано пространство — в зале, где она вершила неправый суд, расхаживал ее патронус-котик, а под потолком парили дементоры, прекрасно себя чувствовавшие в этом неудобном вроде бы соседстве. Свой Патронус был у Снейпа; видимо, был и у самого Вольдеморта, но мы о нем не знаем (если только это не Нагайна). Способность товарища Вольдеморта подчинять себе дементоров, видимо, как раз-таки была связана с его антропологическими штудиями — он спозиционирован именно как знаток человеческих душ, умеющий найти подход к самым разным людям и нелюдям, причем убеждением, а не силой — см.историю со Слизнортом или призраком башни Рэйвенкло. Ну а с наркотиками сейчас сами понимаете — все жестко: они делятся на легальные и открыто рекламируемые (сахар, чай, кофе, обезболивающие и нейролептики), полулегальные (табак-алкоголь, а сейчас до некоторой степени и легкие опиаты) и полностью нелегальные (все остальное): система стремится жестко держать под контролем эмоциональный фон человечества на химическом уровне, и сурово охраняет свою монополию.

По той же причине в зельях лучше других традиционно были слизеринцы, позволявшие себе больше вольностей относительно тех или иных общепринятых табу. В той же мере, в которой Рэйвенкло был лидером по заклинаниям (факультет для интеллектуалов), а Хаффлпаф в траво-биологии (факультет для задротов, ботанов и недотыкомок). В какой из дисциплин был лучшим Гриффиндор, с его девизом «слабоумие и отвага», осталось неясным — видимо, там царствовала как раз «позитивная» героика гетто, с персонажами вроде Перси Уизли (карьерный бюрократ) или близнецов Фреда и Джорджа (стартаперы-недоучки). Теоретически, в трансфигурации (то есть буквально фокусничестве — «кролик-шляпа-кролик»), но и то на полях поттерианы Роулинг сообщает, что Шляпа долго выбирала для Макгонагалл — Гриффиндор или Рэйвенкло.

Старый гей Дамблдор, выведенный в качестве одного из главных протагонистов, объективности ради таки приобретает в седьмой книге черты несколько неоднозначного персонажа. Однако его саморефлексия идет по накатанному шаблону — «чем я лучше Вольдеморта, если тоже стремился к власти и бессмертию?» А вот тот факт, что он выстроил систему регулярного стравливания своих воспитанников друг с другом, замыкающую магов самих на себя и наглухо блокирующую любые попытки осмыслить магическое сообщество как целое и его роль в большом мире, опять-таки остается за кадром. В этом смысле главный вопрос не в том, чем он лучше или хуже Вольдеморта, а в том, чем он лучше или хуже той же Амбридж.

Хотя собственно идеологические расхождения остались за кадром поттерианы и даны в директивном формате — «эти — хорошие, те — плохие», одна линия противостояния все же оформлена, и эта линия — женская. Среди многочисленных пар антагонистов есть пара Беллатриса Лестрейндж — Молли Уизли: условно говоря, гламурная сучка на коблах против толстой наседки-матери семейства. В финале вторая убивает первую — что, по идее, должно быть женской версией триумфа «пути Дарсли» над «путем Вольдеморта»: киндер-кирхе-кюхе, а кто против — добро пожаловать в жаркие объятья костра инквизиции. Не случайно сестра Беллатрисы с мужем и сыном (Малфои) вполне себе выживают — они-то в итоге тоже предпочли «семейные ценности».

Ну и да, мир поттерианы — это мир победившего матриархата в его позднесоветской версии. Характерно, как подана тема отношений полов: лопоухие балбесы мужеска пола носятся на метлах, гоняют в квиддич и озорничают, а суровые и ответственные юные девы тем временем неспешно выбирают себе из них поперспективнее и чуть ли не в семнадцать лет волокут за шкирбан в тамошний магический загс, строить ячейку общества. Никакой иной версии нет, кроме разве что запутанных гомо-отношений Дамблдора с Гриндевальдом и безнадежной, трагической любви Беллатрисы к Темному Лорду. В этой логике понятно, почему Гермиона хомутает именно Рона, а не Гарри — ей в мужья нужен вахлак, которого можно тапками под диван, а не суперзвезда; тогда как серенькой мышке Джинни, напротив, нужен именно «видный», обе без проблем получают искомое.

И еще, на закуску. Интересно, а как бы читалась поттериана в журнале «Пионер»? Советскими детьми, выросшими на героике космических полетов и научных поисков — понравилось бы им после этого нахлобучивать колпак со звездами и выяснять друг у друга, у кого более чистая кровь? Но после падения Берлинской Стены некому даже встать в недоуменную позу: с чего это мы вдруг с такой радостью и улюлюканьем волокем подрастающие поколения не в космическое будущее, а в кровавое и мутное средневековье?

Текст, конечно же, посвящается торжественному празднованию 63-летия пребывания на престоле королевы Елизаветы II — самого долгого правления в истории британской монархии.