Деньрожденное-2

Моя самая первая философская статья (написанная весной 1993 года) называлась «Свобода выбора и свобода отказа». Я тогда еще не читал Фуко и Деррида, не знал, что такое «дискурс», но проблему поставил именно так: выбор из фиксированного набора альтернатив не является свободным. Он становится таковым только в случае, если у тебя есть возможность отказаться от выбора как такового, выйти из системы предзаданных альтернатив. С этим я тогда связывал и отказ от поиска идеала свободы в пространстве демократической политики: «разве сам человек делает политический выбор? — нет, за него это делает «большинство населения».

Мне было тогда 14; статья писалась для литературно-философского журнала «Славия», который мы с друзьями-сверстниками издавали в то время аж двухтысячным тиражом (и сами же им торговали в переходах и метро). Я был ответсеком, наборщиком, верстальщиком и корректором в одном лице. И все ради этих статей — мне очень хотелось поговорить с кем-нибудь об этом — о свободе, вере, выборе, политических и социальных идеалах. А жизнь опровергла мои построения еще до того, как номер со статьей ушел в печать: Ельцин издал указ №1400, и пришлось делать именно тот самый выбор по принципу или-или. Мы его и сделали, оказавшись на баррикадах Белого Дома на следующий же день.

Я думаю сейчас о таких же мальчишках, воюющих на фронтах различных конфликтов, будь то в Донбассе или в Сирии; у многих из них в этом возрасте стоят вечные вопросы, и каждый решает для себя, какую сторону выбрать — а решив, бестрепетно кладет на алтарь этого выбора свою жизнь, ценности которой еще толком не чувствует. То, что я описал в статье как свой тогдашний политический идеал — общество без светских законов с Богом вместо царя — выглядит практически как халифат, разве что православный. И, да, очень хотелось быть радикальным и однозначным, найти «прямой путь» и следовать по нему.

Поэтому огромное спасибо тем моим многочисленным учителям, которые с тех пор углубляли и развивали мою картину мира, заставляли смотреть на вещи иначе, показывали, к чему ведут поиски единой, абсолютной и директивной истины в социальном мире. В этом ряду такие разные люди, как Ольга Татаринова и о.Михаил Дронов, Виктор Аксючиц и Юлий Халфин, Александр Панарин и Олег Трубачев, Борис Немцов и о.Артемий Владимиров, Александр Зильберман и митр.Питирим Нечаев, Павел Хлебников и Том Грэм, Глеб Павловский и Марат Гельман, Сергей Чернышев и Вячеслав Глазычев, Александр Пятигорский и Александр Тимофеевский, Олег Чиркунов и Ефим Островский, Алексей Нечаев и Леонид Блехер, и, конечно же, мой покойный деревенский дядька Геннадий Петрович, электрик, алкоголик, изобретатель-самоучка и единственный на всю деревню убежденный антикоммунист.

Приведенный список учителей — те, кто дал мне тот или иной особый способ думать, ту или иную технологию мышления или дисциплину, отрасль знаний или хотя бы направление, «куда копать». Здесь нет тех, кого я в подростковом возрасте запоем читал, но не общался лично; нет, скажем, и Егора Гайдара, с которым я хоть и общался, но не как ученик с учителем (а читал, тем не менее, столь же внимательно, как и Зиновьева с Лимоновым, Дугина с Джемалем или Кордонского с Гусейновым). 
И вот что я скажу. В четыре года я хотел быть генеральным секретарем, и искренне считал, что самая важная в мире профессия именно эта. А сейчас понимаю, что не было бы и не могло бы быть никакого Александра Македонского, если бы не Аристотель и его Лицей. И что самая важная в мире работа — это работа учителей, тех, кто, называясь так либо нет, формирует способы взгляда на мир у восторженных юношей и девушек, пришедших в мир ради великих дел — каких именно, они никогда еще не знают сами.