К вопросу о деньгах, бюджете, пенсиях и социальной политике.
Согласно всепобеждающему учению С.Б.Чернышева, существует три институциональных «этажа» экономики.
Самый верхний — «стратегический» — связан с изъятием ресурсов у матери-природы. На протяжении 99% истории человечества, собственно, только он и существовал. Возможность выживания и роста племени лимитировалась объемом ресурсов, добываемых в процессе охоты и собирательства. Есть еда — живем и размножаемся; нет — вымираем. В этой картине мира все, что можно добыть из природы — ресурс. Ресурсы — они по определению общие, это источник жизни. Власть на этом этаже сосредоточена на фигуре вождя, главные требования к которому — иметь самый большой пенис и самую большую удачу в поисках фруктов, кореньев и обиталищ малоподвижных животных.
Второй — «распределительный» — связан с появившейся возможностью накапливать запасы; проще говоря, сохранять появляющиеся излишки на чёрный день. Появление такой возможности кардинально изменило жизнь человечества — лучше всего это описывается в Библии в истории Иосифа и фараона. Как только социум освоил технологию сохранения излишков, это, среди прочего, породило и совсем другую модель власти — теперь уже не как «руководящей и направляющей силы», а как распределительного центра, который эти самые излишки накапливает, а потом, когда надо, раздаёт нуждающимся. Это привело к самым разным последствиям, начиная от появления регламентации в виде законов (пресловутый столб Хаммурапи появился как раз примерно тогда) и заканчивая резким ростом социального неравенства (в Библии буквально: «мы будем твоими рабами, о фараон»). Зато резко выросла продолжительность жизни. Но, пожалуй, главное — появление того, что потом станет «бюрократией» — профессионального управленческого аппарата, занимающегося только и исключительно сбором, сортировкой, учетом, хранением и распределением запасов. «Запас» или «фонд» — столь же значимые слова для этого этажа, сколь «ресурс» — для первого.
Третий — «обменный» или «рыночный» — возникает как следующая надстройка, когда разнообразие хранимых запасов приводит к тому, что возникают локальные излишки и дефициты; тогда появляется особое пространство обмена одних ресурсов на другие, собственно «рынок». И, соответственно, профессия торговца — того, кто живет на доставке товаров из мест, где они в избытке и дешевы, в места, где они в дефиците и дороги, и извлекающего выгоду из этой разницы. А также — несколько позже — универсальные обменные эквиваленты, в конечном счете — так называемые деньги. «Товар» — столь же ключевое слово для этого этажа, как «ресурс» для первого и «запас» для второго. Ну и институты усложняются далее — появляются частные компании, биржи, парламенты и прочие хитрые и навороченные системы регуляции.
Легко заметить, что рикардианское «правило редкости» является основным механизмом движения того или иного вида благ с этажа на этаж. На открытом рынке свободно продаётся только то, что избыточно и в качестве ресурса, и даже в качестве запаса. Как только возникает дефицит, цена сначала взлетает до небес, а потом появляется какое-нибудь «начальство» и превращает «товар» в «запас», распределяемый по карточкам за особые заслуги или посредством механизмов коррупции. Если дефицит увеличивается и далее, запасы иссякают и начинает доминировать уже первобытная «ресурсная» логика: все общее, всем поровну, главный — вождь.
То же самое — в обратном направлении.
Так вот, к нашим баранам. Поскольку сегодняшняя Россия много всего добывает, мало что производит и много чего потребляет, ключевым ресурсом становятся так называемые деньги. Так называемые — потому, что в нашем случае по сути это никакой не обменный эквивалент, а что-то вроде талонов на доступ к разного рода внешним благам, включая самые первостепенные, то есть еду, тепло и одежду. В какой-то момент (двенадцать лет назад) мы вплотную подошли к тому, чтобы начать их даже фондировать, то есть спускать на следующие этажи — так возникли ФНБ и Резервный фонд. Но ситуация ухудшилась, запасы истощились и мы вернулись обратно на первый — стратегический — этаж.
Рубль — это, сильно огрубляя, эквивалент долларовой стоимости бочки нефти на мировом рынке. Сколько долларов выручили за наши бочки — столько и напечатали рублей; далее раздали сестрам по серьгам. Пруф этому — тот факт, что параметры госбюджета у нас выступают одновременно ключевыми механизмами корректировки макроэкономических показателей; в переводе на русский это означает, что расходы у нас финансируются не по принципу «сколько нужно», а по принципу «сколько есть». Кажется трюизмом, но если задуматься — катастрофа: скажем, на строительство здания нельзя потратить 80% от сметы и рассчитывать после этого, что оно будет нормально достроено и им можно будет пользоваться. Или 100%, или 0%. Но мы упорно тратим на все 80% (ибо ограничение расходов бюджета — главный инструмент борьбы с инфляцией), получаем недострой, влезаем в долги, несём потери и в итоге вынуждены тратить даже не 100, а 150-200%, но только размазанные по времени. Либо списывать эти 80% в потери.
В этом нет ничего экстраординарного: так всегда работает «ресурсный» этаж. Забили мамонта — нажрались мяса от пуза, остальное или протухло, или дожрали гиены; снова голодаем, покуда не забьем следующего. При этом в племени все время идут ожесточенные дискуссии. Либералы жалуются, что мы регулярно голодаем, это плохо, и надо забивать больше мамонтов, иначе хана. Консерваторы возражают — каждая охота на мамонта — это потеря едва не пятой части мужчин-охотников, и чаще охотиться мы никак не можем. Технократы и инноваторы носятся с проектами более эффективных каменных рубил и палок-копалок, с помощью которых мы-де сможем валить больше мамонтов и нести меньше потерь. Молодые охотники устраивают заговоры, шепчась в углу, что вождь — старик, неудачник и импотент. Жрецы камлают, что мы мало жертвуем богам, и поэтому плохие успехи с охотой. Альфа-самцы, любящие детей делать, но не любящие их воспитывать, видят причину всех бед в плохой демографии. Националисты винят во всем выродков из соседней пещеры, которые охотятся в том же лесу, и предлагают карательную экспедицию. Социалисты, конечно же, визжат, что вождь и его клика слишком много мяса и шкур забирают себе и своим наложницам, вместо того, чтобы по справедливости раздать все детям, старикам и бедолаге-художнику, упорно малюющему в углу пещеры наскальные росписи.
Решение по пенсионному возрасту потому и свалилось в итоге в зону личной ответственности Вождя, что нет ни политики (распределяющий этаж), ни рынка (обменный этаж) — одна только стратегия (ресурсный этаж). Люди, которые предлагают таковые начать строить, воспринимаются как опасные сумасшедшие, поскольку никто даже не может понять, о чем, собственно, они говорят.
В Единой Пещере не должно быть балагана мнений.