Новое

Моцарт

11 лет назад, в сентябре-2007, мы сидели с Володей Мединским на летней веранде в кафе напротив собора Св.Стефана в Вене; я учил его играть в го на походном магнитном наборе, а попутно мы обсуждали местную венскую сувенирку, которая там заточена на тему Моцарта чуть более чем полностью. Зацепились за известную шутку о том, что австрийцы — это такие хитрые люди, которые сумели убедить всех в том, что Моцарт — австриец, а Гитлер — немец.

Меня тогда хватило на прочувствованный монолог о том, что в этой шутке собственно шутки не так уж много. История Вольфганга Амадея — это в большой степени история о том, как немцы привыкали к мысли, что настоящая музыка — и ее авторы — могут быть немецкими, а не только итальянскими. В нашей культуре, когда говорят о Моцарте и Сальери, этому аспекту не очень-то придают внимания: фокус на противостоянии личностей — гения-раздолбая и труженика-середняка. Но для реальной второй половины XVIII века «национальный вопрос» был один из самых болезненных моментов: Моцарт был вызовом не только для Сальери лично, но и для десятков и сотен профессиональных «инсеньянте ди канто» из числа его соотечественников. Ну это примерно как если ты в советские 1960-е или 70-е пытаешься поступить в Гнесинку на отделение теории музыки, и вдруг почему-то не еврей.

Один из моих самых любимых моментов в биографии Вольфганга Амадея — когда после феерически успешной постановки бюргеры распевали арии Зарастро и Папагено в кабаках за пивом, вызывая оторопь у аристократии, всегда считавшей низшие сословия неспособными к восприятию «высокой» музыки. Моцарт, в их понимании, изваял ширпотреб для плебеев, чем опозорил и унизил благородное искусство оперы. Ну и даже масонская тема — это в XIX веке масонство скорее «аристократическая» забава, а в XVIII ещё свежа (особенно у высшего имперского дворянства) историческая память о том, что это всего лишь одна из средневековых ремесленных гильдий городского popolo minuto, возомнившая о себе невесть что.

Я люблю «Флейту» больше, чем что-либо у Моцарта, хотя вершиной его творчества принято считать Реквием, а в опере — «Фигаро» и «Дон Жуан», но никак не это странное и мутное поп-масонство. Драматургия противостояния Зарастро и Царицы Ночи хороша ещё и сочным женским образом главного отрицательного героя; примерно как в паре Мерлин-Моргана. Как-то был на одной постановке Флейты у нас в Большом, где постановщик попытался поместить действие в современный антураж — по-моему, Царица Ночи разъезжала по сцене буквально на «порш-кайене» и выглядела как чика только что из соседнего ЦУМа. Получилось невероятно в точку.

Но для меня тема Моцарта вообще — это в первую очередь тема «пророка в своём отечестве». Сейчас, когда его портрет налеплен на каждой второй марципанке в венских кондитерских, вопрос выглядит решённым — но сколько ещё, кроме музыки, тем, сфер и областей знания, в которых принято думать, что понимать что-то могут только «заезжие итальянцы»! И в этом отношении, увы, Третий Рим очень мало чем отличается от Священной Римской Империи германских наций.

[fbcomments]

About Алексей Чадаев

Директор Института развития парламентаризма