Привычка свыше нам дана,
Замена счастию она.
Пушкин
В формуле Пушкина, на что мало кто обращает внимание, верно и обратное: непривычка – чаще всего замена несчастию. Оказаться в незнакомом окружении, перед незнакомой ситуацией или проблемой, или просто встать перед фактом, что проверенные методы не работают – фактически гарантированный стресс. Неизвестность, неопределенность – главный источник страхов и нервозности.
Есть другой, более тонкий момент. Наше сознание – луковица, где наружная оболочка является собственно человеческой, а каждая последующая досталась нам в наследство от все более далекого эволюционного предка. Парадокс в том, что сама по себе необходимость использовать для той или иной ситуации именно «новую», «человеческую» часть мозга очень часто уже стрессогенна. Это легко проверить, допустим, избрав для того, чтобы добраться из дома до работы, какой-нибудь другой маршрут, чем тот, которым вы пользовались ранее изо дня в день. Субъективно время растягивается, дискомфорт увеличивается, концентрация внимания растёт – как и положено при стрессе. В отличие от старой, проторенной и проверенной дороги.
На этом нехитром эффекте во многом построен успех, например, спутниковых навигационных систем в автомобилях – они выполняют роль своего рода внешнего рептильного мозга, задающего готовые алгоритмы и избавляющего человека от необходимости решать, надо ли здесь или там поворачивать и не лучше ли было бы проехать по соседней улице. Поэтому не только водилы таксомоторов системы «джихад-арба», но и люди, родившиеся и выросшие в данном городе, все чаще предпочитают отдать функцию штурмана электрической говорилке из смартфона и высвободить сознание для чего-то другого в процессе езды.
Особенно наглядно этот эффект работает в информационно-новостной среде. Любая новость, которая ложится в определенную картину мира, соответствует набору устойчивых шаблонов восприятия, имеет терапевтический, комфортизирующий эффект – даже если новость сама по себе плохая. У кого-нибудь арестовали счета: включается паттерн «опять кто-то украл много денег у государства и/или у народа», картина мира в очередной раз сработала; profit. Какие-нибудь боевики где-нибудь что-нибудь взорвали: включается паттерн «опять спецслужбы прохлопали» или «когда уже пересажают или перестреляют всех этих нелюдей»; profit. И т.д., и т.п. Функция говорящей головы – «эксперта» из телевизора или интернета – чаще всего как раз и сводится к тому, чтобы уложить вновь случившееся событие в набор старых, известных аудитории шаблонов и парадигм – и, тем самым, опять-таки выполнить своего рода психотерапевтическую функцию. Мир стал более понятным – сознание успокоилось – profit.
Вытеснение – один из ключевых механизмов потребительской экономики. LTV, или long (life) time value– главный приз для любой маркетинговой стратегии: клиент, который покупает товар или услугу у тебя именно потому, что привык, и даже не особо задумывается о каких-либо альтернативах. То же можно сказать и о политической лояльности – ничто так не экономит ресурсы политика, затрачиваемые в борьбе за голоса, как наличие устойчивой группы избирателей, которые голосуют за него или за его партию не в результате сознательного выбора, а просто потому, что так привыкли.
Для людей, бросающих пить-курить или садящихся на диету, главный челлендж – вытащить в сознательную сферу и удерживать в ней какое-то продолжительное время те вещи, которые ранее находились в сфере «привычного», «удобного», того-о-чём-не-думаешь. Это как выключить навигатор в машине и каждый раз прокладывать маршрут по карте, всякий раз беспокоясь, не пропустил ли нужный поворот и нет ли там, куда я еду, многокилометровой пробки из-за аварии. Соответственно, любая регулярная тренировка есть не что иное, как выработка не свойственных тебе ранее привычек, дрессировка внутреннего рептилоида: сначала очень трудно, а потом, по мере отключения лобных долей и задействования базальных ганглий, с каждым разом всё проще.
Главный лимит осознанного внимания – ограниченность зоны фокуса: ты не можешь удерживать в ней одновременно сколь-нибудь большое количество объектов. Это своего рода универсальный закон: скажем, спасая в порядке своей основной деятельности человечество от экологической катастрофы, ядерной зимы или антидемократического режима, ты не можешь достаточно времени и внимания уделять состоянию своего пищеварения, зубов или кожи; и наоборот. Оказавшись в «фоновом» секторе, все эти сферы начинают работать у тебя в соответствии с тем набором привычек, который был заложен много раньше, едва ли не в детстве, когда ты ещё не интересовался всеми этими глобальными вопросами. И наоборот: есть люди, патологически замороченные на каком-нибудь «холотропном дыхании», правильном питании или осознанных сновидениях – как правило, такие люди в общем и целом бесполезны для какой-либо общественно значимой деятельности, включая даже зарабатывание денег (если только эти все штуки-дрюки не есть одновременно их рыночная услуга).
Одно из ключевых расстройств у современного человека – разбалансировка управления вниманием; иначе говоря, неспособность правильно выстроить и ранжировать приоритеты по количеству времени и внимания, затрачиваемого на те или иные вопросы жизнедеятельности. Если говорить о так называемой «бедности», то именно здесь – её основная причина: уделяя 95% времени и сил решению вопроса «как потратить», во всём его потребительском многообразии, и от силы 5% вопросу «как заработать», ты со временем неизбежно оказываешься бедным. Это так же верно, как, если в пропорции «что бы такого вкусного съесть» и «на что бы потратить свои калории» есть сдвиг в пользу первого, ты неизбежно будешь толстеть. А если вопрос «что бы посмотреть/почитать/послушать» превалирует над вопросом «что бы придумать/сделать/написать», ты неизбежно превращаешься в управляемого извне адепта пропаганды, и дальше твой выбор сводится лишь к тому, какой из её источников предпочесть.
Наше государство – такой же точно «бедный», в том смысле, что вопрос «как потратить» занимает в общественно-политическом дискурсе куда больше места, чем вопрос «как заработать». Достаточно сравнить в объемах социальный бюджет и бюджет развития, что на федеральном, что на региональном уровне – разница будет на порядки в пользу первого. Дискурс борьбы с коррупцией – тоже про «как потратить»: это всё о том, а не слишком ли много берут себе вот эти, наверху? – ну, может и слишком; но вот если их раскулачить – на что тратить добытое? – этот вопрос если и ставится, то в лучшем случае в контексте «починить дороги – повысить пенсии – обустроить ЖКХ», то есть опять же в зоне затрат. Никто или почти никто не обсуждает, во что сегодня надо вкладываться, чтобы завтра мы могли предложить миру что-нибудь ещё кроме недр и оружия.
Именно поэтому я осторожно отношусь к пропагандистским формулам типа «борьба с бедностью» и «повышение качества жизни». Всё это – опять о том, как потратить. При этом бедность побороть невозможно, поскольку она в головах, ибо представляет из себя не что иное, как разрыв между желаниями (постоянно стимулируемыми рекламой) и возможностями (ограниченными входящим cashflow); а у «качества жизни» и подавно нет пределов совершенствования – в том смысле, что сколько ни улучшай, всё равно будет недостаточно. Проклятый русский вопрос «что делать?» сегодня стоит в самой буквальной из возможных плоскостей: чем в XXI веке занять население 150-миллионной страны, чтобы труд был кому-то нужен кроме самих трудящихся и приносил адекватное вознаграждение. Но этот вопрос, увы, и сейчас по-прежнему «не в фокусе».