Один из дней ноябрьских «ковикул». Москва. Неприметный, но довольно дорогой ресторан в районе ЦУМа, закрытый, разумеется, то есть работающий в режиме «только для своих». Специальное место с проверенным персоналом. За столиком двое. Один — довольно высокий чин из находящегося неподалёку «детского мира». Второй — ну, скажем так, вузовский профессор. Первый пусть будет Владимир, второй — Сергей; надо же их как-то называть?
В: Хотел посоветоваться. Тема немного абстрактная и мне по ней говорить будет сложно, но Вы, надеюсь, меня поймёте. Как Вы, наверное, догадываетесь, несмотря на то, что СВР теперь является отдельной службой, это не значит, что сама головная служба полностью прекратила работу во внешнем мире. Просто у нашей службы по этому направлению теперь немного другая специализация. Если главная задача внешников — это сбор и поиск информации, интересующей высшее руководство, а армейских разведчиков — активные операции (ну, все теперь знают), то мы в долгосрочном режиме строим агентурные сети, предназначенные для того, чтобы в важных для нас странах было достаточное количество людей, ориентированных на Россию и готовых работать с ней. В этом смысле мы не гоняемся за секретами. Мы, как Гена и Чебурашка, «ищем друзей».
Но делать это в наше время довольно трудно. Мы не Советский Союз, у которого была марксистская идеология, намагничивавшая симпатизантов на нас в любой точке планеты. Мы, глазами внешнего, особенно западного наблюдателя, сейчас что-то вроде криминальной латиноамериканской диктатуры — мрачные крутые парни с кучей оружия и разными коммерческими интересами по всему миру, с которыми можно иметь дело только если маячит большой куш и есть готовность сильно рискнуть. Но почти нет таких, кто хотел бы работать с нами за идею — кроме, пожалуй, тех немногих, кто по-прежнему видят в нас хоть какой-то противовес американскому господству; но даже такие сейчас скорее пойдут к китайцам, чем к нам. Та пропаганда, которую наши гонят во внешний мир, носит сугубо тактический и оборонительный характер, она не создаёт долгосрочной симпатии, поскольку в ней тоже нет никакого идейного содержания. В лучшем случае получается такой коллективный Ассанж и Сноуден — посмотрите на истинное лицо хозяев мира! Но это опять про них, а не про нас.
Дело не в том, что мы бы хотели сэкономить на подкупе агентов, вербуя их «за идею». Просто Вы должны понимать, что каждая служба в стилистике и методах работы носит родовую печать своих основателей — тех, кто ее строил когда-то, пусть даже это было сотню с лишним лет тому назад. Американские службы строились когда-то выходцами из гангстерской криминальной среды, поэтому они заведомо сильнее всех в умении вербовать людей, используя их пороки — жадность, тщеславие, аддикции, сексуальные девиации и так далее; а кроме того, любой их оператор высокого уровня прекрасно умеет мыслить еще и как коммерсант — бизнес это их родная стихия. Британские, наоборот, создавались скучающими аристократами на королевской службе — людьми свободными, раскрепощёнными и любопытными; и у них главный «движок» вербовки это curiosity, поиск тайн, стремление к приключениям и отвязная азартная игра ради самой игры. Наши же генетически растут из революционного подполья, того еще, царских времён — конспирация, марксистские кружки, фанатики идей и террористы-бомбисты, агентированные и неагентированные радикалы всех мастей. И даже сейчас, когда прошло уже несколько поколений, эта закваска никуда не делась — например, мы лучше и эффективнее работаем с исламистами, чем западники, просто потому, что там много действительно идейных, а для нас это как раз то, что надо. То же самое внутри страны: посмотрите, насколько нашим службам легко строить агентурные сети среди разных радикалов — будь то националисты или идейные борцы с системой, и насколько трудно с гнилой либеральной средой, где любой за деньги мать родную продаст, но никто твёрдо ни во что не верит, кроме опять же денег. На этой поляне «партнёры» нас еще долго будут натягивать, ничего не поделаешь.
Поэтому хотелось бы обсудить вот что. Мы ищем способы организовать некую долгосрочную кампанию, конечной целью которой было бы регулярное появление в разных странах людей — причем именно и в первую очередь среди интеллектуалов, в вузовской, научной, писательской, журналистской среде — которые готовы были бы стать, как это говорилось в очень старые времена, «друзьями России». Необязательно для того, чтобы их потом агентировать — кого-то, конечно, будем, но даже в этом случае работает принцип «платить лучше тем, кто готов работать бесплатно». И для этого не подходит вся та официальная казенщина в стиле девятнадцатого века, которую так любит сейчас высокое начальство — православие, самодержавие, консерватизм, традиционные ценности и тому подобное. На такое в мире клюют только всякие ультраправые, которых мыслящая часть их же соотечественников глубоко презирает, причем не за взгляды, а за интеллектуальную ограниченность. Мы и так уже вымели дугинской бородой кучу тараканов из разных европейских тараканьих углов, но понятно же, что с ними каши не сваришь. Однако и леваки в обычном понимании — тоже странно для нас, там такая же борода, только еще более ветхая, и такие же тараканы. Не знаю, понятно ли я объяснил.
С: Для того, чтобы наш разговор был более полезным и предметным, ответьте мне вот на какой вопрос. Насколько я понимаю, в службистской и околослужбистской среде многие годы идёт какой-то свой собственный, странно выглядящий со стороны процесс осмысления происходящего в мире сейчас. И в нем первую скрипку традиционно играют профессиональные конспирологи — любой из ваших всегда расскажет с порога кучу ценной информации про Ротшильдов, Рокфеллеров, Богемскую рощу, Бильдербергский клуб, Римский клуб, Клауса Шваба, на худой конец про Сороса с Баффетом и прочие «шапочки из фольги». Дискурс понятный и в своём роде заслуженный, но в мире, опять же, интересный разве что тем же самым ультраправым. У нас же он и вовсе пахнет нестиранными кальсонами городских сумасшедших и диванных аналитиков, и создаёт грустное впечатление интеллектуальной беспомощности. Неужели вы думаете, что этот язык описания так легко заменить чем-то другим — даже в рамках поставленной Вами задачи?
В: В Вас говорит академический снобизм, мешающий разглядеть суть. Попробую объяснить это со своей профессиональной точки зрения. Что такое был марксистский исторический материализм? Это была модель мира, в которой ход событий определяется неумолимыми законами почти физической природы, которые действуют независимо от конкретных людей и их воли, двигают и вождями, и массами, как фигурами на доске. Наша нынешняя конспирология, которую вы так издевательски описываете, это в каком-то смысле его прямой антипод. Почитайте книгу Бориса Джонсона о Черчилле — там он очень ясно выразил эту мысль. О том, что Черчилль всей своей биографией опроверг даже не Маркса с Лениным, а аж самого Толстого — доказав, что личность в истории совершенно необязательно является орудием каких-то слепых сил, что даже один человек может кардинально изменить ход истории, исходя только из своих убеждений — как это сделал Черчилль, не дав в критический момент Британии «лечь» под гитлеровский мировой порядок. В общем, про то же, если отбросить шелуху, и все наши «диванные конспирологи»: что нет никаких «объективных закономерностей», а есть просто люди, достаточно влиятельные для того, чтобы создать впечатление, будто их проекты и есть результат некого объективного и само-собой складывающегося исторического процесса. Мы просто их не видим, в том числе и потому, что они не очень-то рвутся быть на виду. И мне это очень просто понять — как минимум потому, что я и сам такой: высшая оценка моей работы это когда достигнутый результат выглядит как нечто случившееся само собой.
Поймите простую вещь: любой мыслящий человек нуждается хоть в какой-то «рабочей модели», объясняющей на уровне механики то, как все устроено и как все работает. Если нет никакой другой модели — почему бы не взять на вооружение ту, которая есть? Вообще неважно, насколько она истинна, точна, корректна и правильно схватывает реальность — главное, что это целостная модель, позволяющая делать выводы и строить какие-то гипотезы. Ну и плюс, я Вам не зря так долго рассказывал про генезис наших служб — когда-то все начиналось с марксистских кружков, где люди, имеющие еще меньше информации об устройстве мира, чем даже нынешние досужие конспирологи, ожесточённо спорили друг с другом о законах мирового развития и противоречиях труда и капитала. Даже Гегеля брались читать — представляете, каково это, в какой-нибудь Самаре образца второй половины девятнадцатого века, где время вообще казалось остановившимся навсегда, сидеть за самоваром и обсуждать Zeitgeist?
С: Я, как Вы знаете, в первую очередь историк и антрополог. И для меня история была и остаётся тем же, чем она была для Маркса — или, если хотите, для Тойнби — результатом действия объективных законов развития, а не плодом усилий каких угодно мировых заговорщиков. И если рассматривать поставленную Вами задачу в рамках хоть марксистской, хоть цивилизационной теории, ответ простой: она нерешаема. Общность ныне живущих людей, говорящих и думающих на русском языке, вообще не в том состоянии сейчас, чтобы породить и предложить миру что-то интересное — то, на что бы «клюнули», как Вы выражаетесь, мыслящие люди из других культур. Вся проблема в том, что мы — я имею в виду достаточно большое «мы» — вообще не хотим больше покорять мир: мы закрываемся от него, он нам неинтересен, опасен, страшен, и все, что наш эгрегор — в том числе и устами «первого лица» — говорит сейчас внешнему миру, это «оставьте нас в покое!» Но Вы, как никто, наверное, понимаете, что именно в этом случае никто никогда в покое не оставит — буквально по логике детсадовской коллективной травли запинают до верного.
В этом смысле ту работу, о которой Вы говорите, нужно в любом случае начинать с себя. Для того, чтобы в мире появилось достаточное количество людей, которым важны и интересны мы — не как объект для дерибана, а как партнер для диалога — нужно сначала, чтобы внутри нас самих снова появилось достаточное количество людей, которым действительно интересен мир. А значит, которых не устраивают плоские объясняющие схемы типа тех, что Вы тут мне рекламировали по принципу «сойдёт на безрыбье». Нам нужно снова научиться изучать и понимать мир, возможно, заново пробудить в себе что-то вроде того самого британского curiosity, или того, что двигало когда-то русскими первопроходцами. Как много людей у нас сейчас учит испанский? А ведь испаноязычных в мире скоро будет миллиард — в пять раз больше, чем нас. Много ли старшеклассников, готовых переехать на учебу в другую страну и врастать в тамошнюю жизнь, не теряя связь с родиной — не по модели эмигрантов, а по модели экспатов? А что делают Ваши коллеги со школой, в которой сейчас только и оставляют, что «патриотическое воспитание» под всеми соусами? Откуда возьмутся те, кто расскажет миру о нас — кроме беглецов, отрясающих прах и ненавидящих покинутую родину?
Но Вы пришли за советом, а не за претензиями. Однако прямо сейчас я не готов его дать. Я подумаю. Дайте время.
//продолжение, возможно, следует…//