То, что политическая повестка почти не касается вопросов, жизненных для т.н. «обычных избирателей», всей политтусовкой уже признано за хроническую проблему. Политика проникает на массовый уровень исключительно в формате «социалки», актуальной лишь для низших классов. Как только ты выписываешься из низших в хоть сколь-нибудь «средние», вся эта байда типа «размеров пенсий и пособий», «тарифов на услуги ЖКХ» и т.п. волновать тебя перестаёт. А равно и перестаёт быть понятным, за каким лешим вообще ходить на выборы. Поэтому чем меньше у нас становится тех, кому по жизни недодали, тем меньше становится и политики.
Не считать же, в самом деле, политикой досужие дискуссии о роли И.В.Сталина в разгроме немецко-фашистских освободителей. Или о том, кто и в каких позах имел половые отношения с девушкой Катей. Ну или про хипстеров, которые почти как девушка Катя, но в кедах и смешных шапочках. Или о чём там ещё.
Между тем к большинству есть один важный разговор, который, увы, некому вести. Этот разговор — о том, что вся страна — т.е. по преимуществу само это большинство — живёт не по средствам. И если не ужмётся, то она обречена. Бабушка, получающая грошовую пенсию, живёт не по средствам. Зэк на зоне, хватающий туберкулёз и гепатит в тесноте и антисанитарии, живёт не по средствам. Обитатель отдалённой умирающей деревни, к которому два раза в неделю приезжает по разбитой грунтовке «автомагазин» с хлебом, живёт не по средствам. Всех их содержит страна — плохо, но именно содержит. Офисный клерк, получающий очень пристойную по европейским меркам зарплату за сидение в «одноклассниках» на рабочем месте, живёт не по средствам. Рабочая семья, живущая в двухкомнатной квартире в хрущёвке, на зимний обогрев которой приходится тратить больше калорий, чем на трёх-четырёх этажный коттедж, живёт не по средствам. Никто из них не содержит себя. Всех их содержат, «дотируют» другие.
В том хозяйственном укладе, который у нас сложился, мы неконкурентоспособны, попросту беззащитны перед мировой экономикой — что сейчас, что тем более через 20 лет. Пресловутая «нефтяная игла» — не причина тому, а лишь наркотик, снимающий острые симптомы, но загоняющий вглубь саму болезнь. Это и есть главный секрет «модернизации».
Сказать бабушке-пенсионерке, что её пять тысяч пенсии — это непозволительная роскошь для страны, нет никакой политической возможности. Президент не может, он этот факт в посланиях вынужден деликатно обходить стороной. Попросту нет такого места, из которого такое можно сказать людям, чтобы в ответ тебе не показали пальцем на рублёвские поместья и конюшни. Разрыв между бедными и богатыми сильно затрудняет любую политику снижения издержек: всегда возникает (и выглядит морально оправданным) требование начать с тех, у кого больше (а не с тех, кто убыточнее).
Элита держит на знамени право на потребление. Это её перестроечная ценность: борьба с «совком» не в последнюю очередь понималась как борьба за право покупать импортные джинсы не тайком у фарцовщика, а в магазине (и без очереди). Любая идея ограничить потребление втайне воспринимается как посягательство на священные, отбитые у партии права советского человека: «за что боролись».
В этом едины все — от олигарха до бомжа; споры идут лишь по поводу прав на место в иерархии потребления. Вся постперестроечная политика — это бесконечные стоны о том, что «мы и в очереди первыми стояли, а те, кто сзади нас — уже едят». Нюансы лишь в том, кто и в какой очереди себя числил. Скажем, по Крылову ситуация выглядит примерно так: пока он вместе с русскими людьми честно толокся у закрытых дверей с авоськой в руках с написанным ручкой номерком на ладони, с чёрного хода зашли «чурки» и дали на лапу продавщице, а теперь прямо в очереди фарцуют втридорога тем же самым. Снобы из интеллигентской тусовки, отравленные своими духовными (а то и прямыми) предками из советских «союзов писателей» и «союзов кинематографистов», до сих пор требуют для себя отдельной очереди, чтоб не толкаться локтями с люберецким быдлом. И т.д., и т.п.
Базар-вокзал про Сталина и «Нюрнберг для КПСС» — тоже на самом деле об этом. Простая машинная логика: из 1) Сталин — создатель советской системы и 2) Сталин — преступник хуже Гитлера — с неизбежностью следует 3) СССР (в т.ч. и «поздний») был таким же злом, как и гитлеровская Германия. Тогда всё сходится: мы в 45-м победили фашизм, а в 91-м сталинизм; и в обоих случаях «пошла страна Лимония, сплошная чемодания»: взяли и утащили всё, что могли, как трофейное. Почитайте материалы МГБ-шного обыска на даче Жукова в 1947-м: один в один любое из сегодняшних рублёвских жилищ: «единственная вещь отечественного производства — коврик на улице перед входом в помещение».
Если же маркировать СССР как преступное государство не получается, тогда наши миллиардеры — не герои, убившие дракона и заслуженно присвоившие сокровщницу, а банальные жулики, подсуетившиеся ловчее других (и без очереди, разумеется). Однако в таком случае это уже не только их собственная проблема, но и проблема всей страны. Ибо как тогда вербовать молодых и амбициозных в Форды и Реардены, призывая годами, упорным трудом и талантом зарабатывать миллионы, если рядом есть люди, одним удачным хапком схватившие миллиарды? И ты перед ними со своими «трудовыми» миллионами всегда был, есть и будешь лохом? А не будет Фордов и Реарденов — не будет и новых компаний, новых производств, новой экономики… Либо же придётся опять менять экономический строй, и всей страной, под чутким руководством мудрых кремлёвских вождей, возводить глобальное государственное Сколково — одно на всех.
Именно здесь — ключ к пещерному антисоветизму старого ельцинского окружения (оно же новое медведевское). А также — всякого рублёвского отребья и охвостья системы «усков». В их подходе есть своя правда: признав коммунизм побеждённым злом, мы одним махом легитимируем всю здешнюю собственность, объявив её законными трофеями победителей. А значит — и выводим её за скобки в любых конкурентных линейках. Ну, никто же не возмущается по поводу квартир, выделенных ветеранам ВОВ. Вот и Абрамович со своими яхтами — считай, такой же ветеран.
Отказавшись от идеи «добить гадину», мы тем самым избираем куда более трудный сценарий. Наследовать советскому — значит, как минимум, претендовать на свою сомасштабность ему. То есть предъявить собственные глобальные амбиции и глобальные же идеи. В стране таковых нет. То есть, конечно, любителей поговорить за глобальное — пруд пруди. Но вложиться в любую из таких идей хоть рублём (не говоря уж отдать кровь или даже жизнь) никто не готов. Кроме разве что учениц Саида Бурятского.
Медведевская модернизация, по лозунгам — это про «улучшение жизни людей». Ребята, мы и так слишком хорошо живём — гораздо дороже, чем можем себе позволить. Нам надо думать, как бы научиться жить попроще и победнее. Сейчас для того, чтобы построить хотя бы одну атомную станцию в центральной полосе России, надо остановить на всей этой полосе жилищное строительство: это единственный способ аккумулировать необходимое количество цемента. Сверхцель модернизации уже в этом месте накрывается медным тазом: как можно жертвовать частным ради общего, когда во главе угла — это самое частное, причём понимаемое как «здесь и сейчас»?
Главное же, что разговор с людьми о том, что они живут не по средствам, может вести лишь тот, кто обладает на это моральным правом. В российской политэлите — властной, оппозиционной, любой — таких нет. И те, и другие — потребители и гедонисты; грубо говоря, все е%ут одну и ту же муму. Кровь гонгадзеобразных «мучеников» (политковская-литвиненко-червочкин…) не даёт форы: это их кровь, а не твоя; поди ещё докажи, что ты имеешь право писать ею иероглифы на своём знамени. И нет сегодня таких, кто готов сначала сказать всю какую-нибудь «правду», а потом тут же найти способ героически погибнуть — только ради того, чтоб соратники потом шли на штурм высот с твоим трупом наперевес.
Время требует новой аскезы — как способа заслужить моральное право говорить людям неприятные для них вещи. Говорить вещи приятные больше нет никакой возможности. Но другие — не могут. Поэтому в эфире тишина, лишь камуфлируемая трескучим фоновым пустословием.
Ты спрашиваешь, друг, почему атмосфера стала столь затхлой?