Алексей Чадаев Наблюдения, замечания и предложения
Когда мне было 15, я просил друзей пристрелить меня как бешеную собаку, когда мне начнёт нравиться что-нибудь вроде французского шансона, условный Шарль Азнавур. Потому что это первый симптом старости, неизбежного превращения в дряхлого смердящего импотента — а мы в этом возрасте к такому безжалостны.
Сейчас понял, что вот оно. Слушаю «Une vie d’amour» на repeat в номере гостиницы в дипломатическом квартале Дели под кадры из «Тегерана-1943». Я дожил до возраста, когда уже понимаю, про что это. Только что видел своими глазами толпу примерно под миллион человек – молодежное крыло «Бхаратия джаната парти» проводило митинг за строительство индуистского храма; и 80% этих людей родилось уже в этом тысячелетии, то есть моложе меня более чем вдвое. Их вообще ничего не роднит с ХХ веком.
Товарищ Рама, седьмая аватара Вишну, чей храм они требуют построить, известен в первую очередь своей войной с демонами-ракшасами за похищенную жену Ситу (в свою очередь, аватару Лакшми). Оружие для этой войны – лук Вишну – он позаимствовал у своего непосредственного предшественника, моего любимца Парашурамы (also known as Мужык-с-Топором), чей главный подвиг, в свою очередь, состоял в том, что он по кругу — 21 раз, «очко» — отметелил всех чиновников и кшатриев, чтобы не мешали брахманам созерцать вечное и общаться с абсолютом. Из этого лука Рама выпустил стрелу, которая так до сих пор и летит в бесконечной пустоте неведомо куда, но обещает когда-нибудь вернуться, принеся с собой боль, страдание и конец света.
Понятно, что ракшасы, которые похитили Ситу – это то же самое, что время, похищающее и разрушающее чувства; то есть ровно то, о чём поёт Азнавур, пока на экране показывают большие грустные глаза Натальи Белохвостиковой и кадры кинохроники Второй Мировой. Герой Костолевского – куда более трагический персонаж, чем Рама, потому что его Сита погибла ровно в тот момент, когда он её наконец нашёл, пройдя для этого полмира. Ну, вернее, нашёл уже не её, а «сосуд памяти» — о том, какой она была до того, как в дело вступили демоны времени.
Что самое интересное, вайшнавиты вполне искренне считают Раму реальным историческим персонажем, а время его жизни – Трета-Югу (1,2 млн лет назад) – своим вполне подлинным историческим прошлым. В таком измерении времени вся наша тысячелетняя Россия – маленький зубчик на колесе сансары. Но меня, конечно, подмывало спросить: если вы такие древние, почему у вас так грязно, так воняет всем подряд и такой адок на улицах? Хотя состав толпы уже и сам подсказывал ответ: в данном случае дело уже не в Рамаяне, а в Камасутре.
Есть и другой, более интересный вопрос: почему из всех трех верховных – Вишну, Шивы и Брахмы – такой акцент именно на Вишну? Для меня это такой бог-чиновник, бог-бюрократ, воплощение орднунга и иерархии; то, чего эмпирически на месте почти не наблюдается. Точнее, иерархии-то сколько угодно, кастовые различия видны по всему начиная с одежды и взглядов, а вот тот хлипкий орднунг, который есть – очевидное колониальное наследие.
Смысл в чём. Мы сколько угодно в Москве можем рассуждать про нашу особость и свой отдельный путь; глядя из Дели – мы, конечно же, европейцы. Практически неотличимые от англичан, французов и разных прочих шведов. И для нас — как и для любых европейцев — историческое время устроено по-другому: нет никакого вечного Рамы, а есть личные истории и личная память; и это единственный доступный нам способ обращения с ракшасами. Ты меняешься в течение жизни, иногда более чем полностью; но то, что живёт в твоей памяти – это только и есть подлинная реальность, как объяснил из вокзального посмертия Дамблдор юному Поттеру в книжке о Дарах Смерти.
Des aubes en fleurs
Aux crépuscules gris
Tout va, tout meurt
Mais la flamme survit
Dans la chaleur
D’un immortel été
D’un éternel été…
