Паша Данилин среди стольких маловразумительных словей вдруг очень внятную вещь сказал.
«отказ от Стратегии России-2020 автоматически означает то, что структура, готовившая этот проект, является негодной».
Честно говоря, вот именно это мне и кажется. И я, пожалуй, попробую «с этого места поподробнее».
Итак. Я с огромным интересом следил за дискуссией у разных экономических гуру ЖЖ на тему о том, насколько результативна в итоге оказалась «илларионовско-кудринская» стратегия, краеугольным камнем которой был Стабфонд.
Напомню аргументы сторон. Либерал-фундаменталисты ещё в самом начале периода высоких нефтяных цен заговорили об опасности «голландской болезни» — перенасыщения экономики деньгами от экспортных сверхприбылей, приводящей к деградации всех отраслей, ориентированных на внутренний рынок, возникновению моноэкономики — в нашем случае, «подсадке на сырьевую иглу». Дабы избежать этого, предлагалось поставить финансовый насос, который бы откачивал эту самую «избыточную» ликвидность с нашего рынка, делая так, «как если бы» цены продолжали оставаться низкими. Миссия Стабфонда, таким образом, состояла не только и не столько в накоплении резервов как таковых, но и в коррекции сырьевого перекоса. Это, кстати, позволяло Путину в 2007-м высказываться в том духе, что «немало сделано для диверсификации экономики».
«Промпартия» (назвал её так в основном по составу участников), состоявшая в основном из круга журнала «Эксперт» и клуба его постоянных читателей из крупного и среднего бизнеса, все эти годы атаковала такой подход. Они упирали на высокую стоимость кредита, износ основных фондов, необходимость запускать проекты развития — короче, разными способами моргали и сигналили, что экономика, вообще-то, нуждается в инвестиционных деньгах.
На это со стороны либерал-фундаменталистов всегда следовало что-то вроде «свят-свят-свят, госвложения в экономику, ересь кейнсианская». Ну типа, как бы и куда бы государство ни вкладывало, оно это сделает заведомо неэффективно: деньги будут или профуканы, или попилены, а никакого экономического результата не будет. И значит, чем меньше госрасходы, тем лучше; а некуда девать профицит бюджета — так снижайте налоги.
Реальная госполитика, как всегда, была чем-то средним между первым и вторым. Особенно в последние годы, когда Путин начал сперва осторожно, а затем всё смелее вбрасывать деньги то в социалку, то в разного рода крупные проекты. На этом месте, ессно, как грибы начали возникать «роснанотехи» — структуры, кажется, специально заточенные на то, чтобы въяве доказать правоту тезиса либерал-фундаменталистов о заведомой бесперспективности любых госинвестиций. Но, слава Богу, возникло их не так уж много, чтобы Фсё Пожрать. Благо на страже заветного сейфа стоял грозный А.Л.Кудрин с огненным мечом и табличкой, на которой бриллиантами по золоту была выложена фраза «денег нет и не надейтесь».
Тот бизнес, хозяева которого не умели заходить в Кремль за своими роснанотехами, пошёл по другому пути. Он начал брать инвестиционные деньги на мировом рынке капитала — благо, там они все эти годы водились в переизбытке. Компании помельче просто продавались «стратегическим инвесторам» откуда попало — так у нас за эти годы «ушли» целые отрасли, в частности, почти вся пищёвка и FMCG. Побольше — брали кредиты под залог активов, размещали акции и облигации, выходили на IPO — короче, игрались по полной в современные финансовые инструменты, покуда те не начали повсеместно ломаться. Общий корпоративный долг к лету 2008 года у нас стал приближаться к 500 млрд.долл, т.е. практически сравнялся с золотовалютными резервами страны.
Зато госдолга практически не осталось: перед тем, как перенаправить «насос избыточной ликвидности» в Стабфонд, правительство ещё при Касьянове пустило эту ликвидност на досрочное покрытие большей части старых долгов (кстати, не без сопротивления части кредиторов, для которых регулярно платящий должник куда более ценен, чем свалившийся с неба капитал, который надо куда-то размещать). На этом мы тоже кое-что потеряли, но основные потери нам ещё только предстояли.
Фактически, получилось следующее. Россия — руками правительства — почти за бесплатно разместила «там» огромное количество денег, а потом — уже руками компаний — принялась брать их «оттуда» под весьма высокий процент: в виде кредитов, инвестиций и т.д. Тем самым мы, во-первых, отдали на аутсорсинг всё финансирование нашего экономического развития, а во-вторых, заплатили мировым финансовым институтам за этот аутсорсинг разницу между процентами «по вкладу» и процентами «по кредитам». Подарили деньги дяде, проще говоря.
Но самое смешное, что то, ради чего это делалось — не допустить, чтобы «навес избыточной ликвидности» свалился в нашу экономику — в итоге тоже не вышло! Нефтяные сверхдоходы, аккумулированные в Стабфонде, всё равно пришлось «переливать» компаниям — начиная с прошлой осени, в порядке «антикризисной» борьбы с дефицитом ликвидности, это происходит всё время. То есть деньги всё равно в итоге пришли туда, куда должны были прийти — только кружным путём, через пять посредников и в пожарном режиме.
И тем не менее у меня не поднимается рука огульно обвинять в произошедшем Алексея Леонидовича Кудрина. Потому что страшно представить, что было бы, если бы наша власть действительно занялась бы инвестированием всего того капитала, который составляет теперь резервы. Учитывая тотальную неспособность существующей бюрократии ни к чему, кроме изощрённого (но порой и вполне незамысловатого) воровства, категорически не умеющую осмысленно тратить деньги систему, мы подошли бы к кризису с кучей провалившихся или изначально фуфловых проектов, сонмом миллиардеров раза в три поболее нынешнего и абсолютно без резервов даже на текущее поддержание штанов. Поэтому, положа руку на сердце — «спасибо, что хотя бы так».
И всё же главный вопрос, который я хочу поставить и на который ответить — почему же мы всё-таки во многом упустили, просрали те возможности развития, которые открывал перед нами этап роста. Как вышло, что мы подошли к этапу роста неподготовленными, что мы все годы, пока шёл рост, продолжали действовать в парадигме выживания и жизни одним днём. Почему мы не смогли за это время построить институты экономического развития, по меньшей мере собственный финансовый и инвестиционный сектор — при том, что «ликвидность», в общем, для таких задач была. Почему мы отдали на откуп «иностранному инвестору» решение вопроса о том, куда в нашей стране вкладывать наши же деньги?
Понятно ведь, чем мы расплатились за ситуацию, когда единственный источник дешёвых инвестиционных средств — мировой рынок капитала. Во-первых, на этом рынке очень высокий порог вхождения — чтобы там «засветиться», надо быть, по нашим меркам, очень крупным. И компании остервенело работали «на масштаб», залезали ради этого в долги, занимались ненужными с точки зрения собственно бизнес-процесса слияниями и поглощениями, а то и попросту продавались. Бал стали править сверхкрупные холдинги, чудовищно неэффективные «внутри» просто в силу размеров, но компенсирующие эту неэффективность дешёвыми импортными деньгами.
«Малый и средний бизнес», про пользительность которого за эти годы было испущено столько розовых государственных соплей, практически почил в бозе, поскольку деньги на развитие ему было брать неоткуда. У любого провинциального предпринимателя выбор был такой: либо продаться начальству, которое тоже все эти годы активно конвертировало власть в бизнес-активы, либо продаться «москвичам» от олигархии или каким-нибудь импортным буржуям. Варианта жить и развиваться, оставаясь хозяином своего дела, не было.
—————
Вывод, который я делаю из всего вышеизложенного, будет довольно жёстким. Главная вина за провал всей политики развития лежит на профильном ведомстве, которое несло основную ответственность за её разработку. И это вовсе не бухгалтерия тов.Кудрина, который худо-бедно свою задачу сберечь доверенное как раз выполнил. Это — министерство экономического развития и лично его многолетний (до недавних времён) министр Герман Оскарович Греф.
Именно они должны были сделать то, чего сделано не было: разработать дееспособные механизмы инвестирования в российскую экономику. И главное, что тут нужно было делать — не пытаться «вручную» отбирать проекты в правительстве, споря, какой «прорывной», а какой нет. А разработать стандарты оценки предпринимательских проектов. То есть те правила и рамки, в соответствии с которыми предприниматель размещает заказ на деньги, а инвестор — неважно, государственный, частный или вообще внешний — принимает решение о вложении средств в тот или иной проект. В во всех горизонтах масштаба — начиная от нескольких десятков тысяч на организацию лавки по ремонту обуви на дому и заканчивая миллиардами на строительство межконтинентального трубопровода — такие стандарты обязаны быть.
Зачем это нужно? Управление посредством законов, правил и рамок тем и отличается от прямого «ручного» управления, что позволяет менять условия для всего поля, а не только для какой-то одной или нескольких структур. И залоговые активы, и предпринимательские проекты в России есть в количестве намного бОльшем, чем «видит» рынок — именно в силу невозможности оценить по понятным критериям их стоимость. По большому счёту, все эти схемы типа IPO, породившие целую систему специфического менеджмента, смысл которого исключительно в «причёсывании» наших активов под западные стандарты оценки, в какой-то мере выполнили — правда, для очень небольшой части нашего бизнеса — эту функцию. Но в такой логике активы в России — это только то, что они захотят увидеть как активы. И тогда, действительно, если мы захотим инвестировать в нашу экономику, нам ничего не останется, чтобы отдать эти деньги и эту роль им.
Вместо своей прямой функции МЭРТ все последние годы занимался тем, что собирал со всех ведомств их отраслевые планы и ваял из них бессмертный шедевр, который мы обсуждаем сегодня как «стратегию-2020». Документ у нас есть. Системы развития у нас нет. Результат, по-моему, очевиден.