В продолжение к этому
В общем, уже после селигера-07 было понятно, что тема оранж-антиоранж-суверенитет — это повестка цикла 2004-2008, с финальной точкой в виде президентских выборов 2 марта 2008 года; селигер в июле-08 не может быть таким же, как три предыдущих.
Где-то в январе я окончательно для себя понял, что темой Селигера-08, так или иначе, будет экономика. Ведь в том, что говорили про закрытие «Наших», была доля правды: «Наши» как проект, конечно же, должны были закончиться тем циклом. Но финальный экзамен на состоятельность, тем не менее, им ещё только предстоял.
Формула этого экзамена состояла в том, способны ли они превратиться из проекта в сообщество. И ключевой вопрос здесь был в том, могут ли они как сообщество сохраниться и выжить в том случае, если как проект окажутся без «проектного финансирования», и будут вынуждены обеспечивать жизнеспособность своего сообщества собственными силами.
Сразу оговорюсь: я не был в курсе системы финансовых договорённостей их руководства с Кремлём; и мне это на самом деле было неважно. Мне было интересно, в какой мере эта во многом искусственно созданная среда обладает самостоятельной волей к жизни; то, что рано или поздно «проектность» закончится, в то время было лишь гипотезой. Но это только один аспект.
Другой — это предпринятая зимой-весной 2008 г. попытка реформы «молодёжной политики» как государственного института, с площадки созданного накануне Госкоммолодёжи (который возглавил как раз-таки Якеменко). Попытка, в которой я, как один из её идеологов, принял самое непосредственное участие.
Госмолодёжка
Дело в том, что в логике нынешнего госуправления «молодёжка» — это такая специфическая отрасль социалки, гнилая расходная статья бюджетов всех уровней. Ну то есть вот существуют разного рода слабые люди, не могущие выжить без господдержки — инвалиды, ветераны, матери-одиночки… и в том числе так называемая «молодёжь». Которая, как считает наш чиновник, в обычном своём состоянии способна только нюхать клей по подъездам и лупить друг друга по голове тяжёлыми тупыми предметами. Но если ей дать немножко денег, как-то развлечь — дискотеку замутить, к примеру, и обустроить — квартиру, скажем, дать — то она, глядишь, и за ум возьмётся; но, впрочем, уверенности нет.
Поэтому на «молодёжные программы» деньги выделялись лишь тогда, когда их ну совсем уже было некуда девать. И они, как правило, успешно пилились специализирующимися на этом структурами — в частности, зомби-версией покойного комсомола под названием РСМ (Российский союз молодёжи).
Я предложил радикально иной подход. Суть его была в том, что «молодёжная политика» должна относиться не к сфере «социалки», а к сфере государственной кадровой политики. То есть миссия не в том, чтобы накормить-одеть-обуть-развлечь юношество, а в том, чтобы содействовать максимально быстрому переходу людей из «молодёжного» в нормальное «взрослое» (т.е. занятое и самообеспечиваемое) состояние, т.е. чтобы страна и её экономика (безотносительно к формам собственности) получала именно те кадры, которые ей необходимы, в нужных количествах и пропорциях.
По умолчанию считается, что это зона компетенции Минобразования; но по факту Минобр лишь управляет т.н. «рынком образовательных услуг», не выходя за рамки лекционных аудиторий — и потому вообще никак не влияет на жизненные стратегии молодых людей; не управляет их занятостью даже в период получения образования (хотя по факту абсолютное большинство учащихся даже на дневных отделениях где-то подрабатывают; и в 90% случаев не по вузовской специальности: понятно, какого качества получаются в итоге и труд, и образование). В то время как и дефицит молодых кадров, и катастрофический перекос между актуальными и перспективными потребностями экономики, с одной стороны, и набором/выпуском вузов с другой — уже были видны невооружённым глазом. Шутка ли: нацпроект «образование» стоит стране 70 млрд в год, а совокупные годовые затраты бизнеса на переобучение людей, уже это образование получивших, составляют порядка 450 млрд. В шесть с половиной раз!
Проблема не только и не столько в самих вузах — которые лишь следуют за конъюнктурой спроса на те или иные дипломные «номинации». Проблема — в дезориентированности людей (в первую очередь даже больше родителей, нежели самих абитуриентов), не понимающих, какие именно компетенции действительно будут востребованы завтра, и пихающих детей в «экономисты», «юристы» и «менеджеры». Не говоря уже о том, что если государство принялось за долгосрочные программы диверсификации экономики, создания «инновационных предприятий» и т.п. — значит, оно обязано думать о том, откуда будут завтра браться кадры для всех этих амбициозных задач. Проще говоря, как сделать так, чтобы люди по крайней мере увидели себя в этих планах и захотели в них участвовать.
В этой логике система молодёжной политики — не социал-распределительная лавочка, а государственное кадровое и тренинговое агентство. Основная задача которого — влиять на жизненные стратегии молодых людей, формировать мотивации, помогать им согласовывать свои жизненные планы с мейнстримом экономического развития — и, как результат, открывать для них карьерные лифты.
Мой подход был воплощён в единственном официальном программном документе, вышедшем из стен Госкоммолодёжи за весь недолгий период его существования — это предложения к Стратегии-2020, которые мы отправили в МЭРТ в апреле 2008 г.
Увы, время было, с аппаратной точки зрения, наихудшее для каких-либо содержательных предложений — происходила пересменка президентов, и все начальники изображали из себя соляные столпы. К тому же Василия, видимо, уже на высшем уровне сдали к тому времени в епархию мсье Мутко, которому вся эта мОлодежь, как легко понять, не пришей кобыле хвост. Разумеется, в ситуации, когда эта сфера оказывается в составе «министерства активного отдыха» — т.е. «спорта, туризма и молодёжи» — понятно, что ничего, кроме тиражирования предыдущих образцов, там уже быть не может. Назначение Олега Рожнова (бывшего руководителя того самого РСМ) замом Мутко по «молодёжке», т.е. фактически куратором для Якеменко, выглядело в этом контексте вполне логичным возвращением в привычную колею.
Но я всё ещё продолжал надеяться на Селигер, как на экспериментальную площадку, где можно отработать и продемонстрировать наш подход. То есть доказать, что в «молодёжке» можно не тратить, а наоборот — экономить и зарабатывать; что это не обременение, а ресурс для государства.
To be continued