Ленин умер, но тело его живёт.
В октябре 17-го ему удалось чудо. Он спас от распада обречённое государство, выдумав в Разливе и реализовав в Питере удивительную, невозможную штуковину. Его «диктатура пролетариата» — это государство-революционер, иначе говоря, «государство наоборот», государство-оборотень. Система, которая по форме и инструментарию — государство, а по основной своей миссии — его противоположность. Никакой другой формы государственности тогда возникнуть не могло; собственно, вообще никакой не могло. Эта — смогла. И именно она в итоге победила.
Сегодня мы должны решить задачу, похожую на ленинскую. Мы всё ещё в распаде, и всё ещё не знаем, как его предотвратить. Да, распад приостановлен заморозкой, но в долгосрочном плане заморозка бесперспективна. Позиция Виталия Иванова родом из 1989-93; по сути, это голос перестроечной России, всё ещё бегущей в ужасе от хаоса распада к спасительной «стабильности». Но по состоянию на 2010-й система уже справилась с теми задачами, которые охранители по инерции ей всё ещё ставят. Она умеет «замораживать» практически на любую глубину. Проблема лишь в том, что сейчас, в эпоху глобального изменения климата, такая заморозка — это непозволительно дорогая процедура.
А значит, надо опять решать нерешаемую задачу, аналогичную той, над которой бился Ленин. Придумать и воплотить такую конструкцию власти, которая, взяв формы государства, выполнит ту миссию, которую никакое современное государство выполнить не в состоянии.
Что это за миссия?
Мировая традиция социальной мысли исходит из оппозиции «Власть-консерватор и общество-новатор». В рамках этой логики строились все политические институты и в современной постсоветской России. Но наша собственная политическая традиция устроена противоположным образом: новатор, модернизатор — государство; общество же — слабо шевелящаяся плюшкинская куча, состоящая из обломков предыдущих укладов, осколков и объедков предыдущих модернизаций (тоже государственных, но с тех пор уже кем-то присвоенных).
Вопрос, который стоит перед сегодняшним Кремлём, выглядит примерно так. Как осовременить общество, чтобы оно само могло начать менять власть?
Понятно, что для этого общество, как минимум, должно стать более современным, чем сама власть. Но никакого другого инструмента для этого осовременивания, чем сама власть, не существует.
Задача, таким образом, выглядит нерешаемой, сводится к этакому зеноновскому парадоксу, да ещё и в усиленном виде: уже не Ахилл должен догнать и перегнать черепаху, а, напротив, черепаха должна догнать и перегнать бегущего Ахилла. Причём решить задачу должен не абстрактный внешний наблюдатель, а сам Ахилл.
Я сознательно выношу за скобки вопрос «что такое современность». Он требует отдельного разговора; здесь ограничусь предельно общей фразой: современность — это не константа, а темп. Вернее, способность таковой выдерживать. Зафиксировавшись в любом, сколь угодно статичном состоянии, ты несовременен; а значит — неконкурентоспособен, убыточен и в конечном счёте обречён.
* * *
Собственно, именно поэтому «охранители», делающие ставку на «заморозку» — это могильщики России. Пусть невольные; это в данном случае ничего не меняет. В их сознании Россия в 2000-х уже возлегла в Мавзолее одним большим Лениным, заснула блаженным вечным сном. Но её зачем-то тормошат, будят, куда-то зовут. Злые, нехорошие, опасные люди.
В Мекке есть гробница Пророка, но костей самого Пророка в ней нет. Их выбросили в пустыню. Те, кто это сделал, считали, что тем самым они исполняют… слова Пророка, заповедовавшего не поклоняться никому и ничему, кроме Аллаха. Как же я их понимаю…
Сегодня главный и самый необходимый символический акт политической модернизации России — вынести из Мавзолея тело Ленина и предать земле.
Можно, ради разнообразия, положить туда замороженную тушку политолога Иванова — глядишь, действительно, через 10-12 лет она сама собой, пройдя промежуточную стадию политолога Акопяна, эволюционирует в политолога Ремизова: во всяком случае, именно такой путь консервативной демократизации предлагает политолог Межуев. Я в принципе не возражаю. Что именно класть в холодильник№1 вместо Ильича — это уже дело вкуса.
Главное, чтобы те, кто закопают мавзолейные консервы, смогли найти в себе силы в ключевой момент сказать ленинское: «есть такая партия«.
И ответить за базар.