Странно, но единственное чувство, которое у меня вызывает разворачивающееся на глазах панорамное полотно мирового финансового кризиса — это чувство лёгкости.
Я ничего не потерял и не потеряю. По одной простой причине: у меня ничего нет. Ни акций, ни вкладов, ни собственности, ни доходов (во всяком случае таких, за которые стоило бы трястись). Нет и привычки ни к одной из форм «престижного потребления»: мои расходы «на себя» и «на семью» — на уровне самого низшего клерка из московского «офисного планктона». Поэтому кризис для меня — это скорее такой свежий ветер в паруса, шанс и повод к прорыву, который был бы невозможен в «спокойном» мире.
Мне также ни разу не жалко наш российский фондовый капитализм. По одной простой причине: там не было ничего ценного. Он был туфта и фикция: несколько десятков «голубых фишек», заточенных под «дурные» краткосрочные деньги мирового фондового рынка, и 80% вообще некапитализированных активов. Короче говоря, убогая потёмкинская деревня для внешнего употребления, не выполняющая вдобавок своей главной задачи: своевременного обеспечения реальных точек роста экономики достаточным количеством ресурсов.
Что касается перспектив для России в целом, то, как мне кажется, нынешний кризис — уникальный шанс. У нас развязываются руки и спадает пелена с глаз. Кончается мираж «державнического западничества», вторичности и подражательства; мы приобретаем свободу для творчества.
Кто «мы»? Кремль, конечно же. Кто бы в нём ни сидел.