К предыдущему.

С легкой руки Клаузевица мы привыкли к формуле «война — продолжение политики, только другими средствами». Если развернуть эту мысль в противоположную сторону, получается: политика — это начало войны, только без военных действий. В Гоббсовой модели государственный Левиафан есть тот «удерживающий», чья функция как раз и состоит в недопущении перерастания политики в войну, в том, чтобы конфликт оставался в рамках «политического» и не выплескивался в это самое «продолжение».

Но из истории мы знаем, что часто субъект власти как раз и есть тот, кто, наоборот, начинает, развязывает войну — внешнюю или внутреннюю.

После нашего 37-го тема «врагов», в особенности врагов внутренних — опасная, токсичная тема. Мы стремимся всеми силами избегать этой маркировки по Шмитту — и на внешнем, и на внутреннем контуре. Сама идея, что у нас вообще могут быть враги — внешние или внутренние — воспринимается болезненно и едва ли не табуирована. И, соответственно, любой факт появления у нас врагов воспринимается как провал, кризис, чья-то ошибка.

Поэтому врагов, даже когда они открыто манифестируют себя врагами, у нас принято как бы не замечать — не враг это никакой, а так, мелкая неприятность на периферии внимания. Ну а любой, кто пытается поднять эту тему открыто, тут же объявляется опасным безумцем и нарушителем общественного спокойствия.

Сам 37-й — идеальная иллюстрация к шмиттовскому принципу. Уничтожаемых советских бонз уже объявили врагами системы («врагами народа»), маркировали именно в этом качестве — а они все еще писали покаянные письма и пытались торговать своими компетенциями и полезностью за жизнь и свободу. Естественно, ни у кого не вышло.

Сегодняшняя политика выглядит под этим углом как своего рода перманентный шантаж демаркацией враждебности. Держите меня семеро, иначе я прямо объявлю врага врагом — такую позу выдерживает и «власть», и «оппозиция», и весь наш разномастный политический зоопарк. У этой политики шантажа выработался разнообразный и изощренный инструментарий: так, например, формула «онижедети» означает — хоть вы для них уже давно враги, вы сами не имеете права на симметричное самоопределение, потому что с «детьми» воевать нельзя. Или, например, тема коррупции — способ шантажа отказом от легального политического действия в пользу иллегального: раз «они» не соблюдают свои собственные правила — значит, и мы имеем право ими пренебрегать. Но мы с ними еще не враги, нет-нет: нас просто «вынуждают» вести себя как если бы мы уже ими были, а так мы бы с радостью и т.д.

В этом и суть сегодняшних стратегий сокрушения политических режимов, основанных на «табу вражды». Технология состоит в том, чтобы одна сторона безусловно консолидировалась именно в логике противостояния с уже объявленным, маркированным «врагом», в то время как другая до последнего момента удерживалась бы от аналогичной взаимности — ровно посредством этих самых табу. Как в анекдоте — «а нас-то за что?» В том смысле, что мы с вами можем как с нашими врагами, а вы с нами, конечно же, нет — потому что «мыжедети».

Не оказаться в ловушке этой невзаимной вражды — как?