Новое

«Образ будущего» — фантомная боль советского государственного мышления, основанного на все том же ленинском «Государстве и революции».

В этой модели конституируется некая внешняя сверхзадача – всемирно-исторического масштаба: формационный переход (из капитализма – в социализм, и далее – в коммунизм). Государство же как таковое превращается в обслуживающий эту задачу инструмент, не более того. Однако статус задачи – даже Задачи – таков, что государство-инструмент наделяется гигантским количеством функций, немыслимых и невозможных вне этой конструкции. В первую очередь – по ограничению частной жизни, частной собственности, частной экономики и т.д. – на том основании, что все эти частности порождают классовое общество, приговоренное к искоренению и замене полностью бесклассовым.

Отказ от этой вмененной государству «задачности» автоматически приводит к «приватизации» — гигантскому реваншу частного во всех его проявлениях. И, конечно, воссозданию классовой, если не сословной структуры общества. То, что и происходило на наших глазах в Перестройку и после.

Девяностые показали, что наш социальный организм не справляется с «приватизацией» — возникает слишком большое количество противоречий именно классово-сословного характера, не поддающихся саморегуляции вследствие давным-давно случившейся деградации и гибели традиционных институтов, за нее отвечавших. Инстинктивный, рептильный мозг выбрал рефлекторный сценарий самосохранения – восстановление государства в роли регулятора. Но теперь, восстановившись, он начал так же рефлекторно искать то, без чего положение государства остается уязвимым – собственно Задачу. Вот тут-то и случился затык.

Марксизм, как к нему ни относись – продукт самой что ни на есть прогрессивной и изощренной европейской философской мысли, cutting edge своего времени. Маркс – величайший теоретик мирового уровня, и как философ, и как экономист. Ленин – выдающийся алгоритмизатор, «политический технолог» на три головы выше тех, кто сегодня называет себя этим словосочетанием. Но, кроме того, свой вклад в формулирование «идеологии» внесли еще десятки и сотни очень сильных мыслителей, опять-таки далеко не только русскоязычных.

Кто, блин, здесь и сейчас в нашем богоспасаемом Отечестве может быть хоть сколько-нибудь сомасштабен той мощнейшей системе интеллектуальной работы? «Клубы», «синк-тэнки» и «платформы» — кучки декадентствующих vip-бюджетников, ищущих, к какой бы из башен присосаться. Глоссарий – бесконечное пережевывание «Вех» и Солжа, сдобренных менеджериально-воровским воляпюком «проект-повестка-мессидж-развитие-форсайт-венчур-распил-откат».

И это в то время, когда многоразовые космические корабли Илона Маска бороздят туннели Гиперлупа и щекочут кремниевые извилины самообучающихся нейросетей. И лишь один Греф, услышав раз в полгода на галерке где-нибудь в МITе новое слово – скрам! эджайл! блокчейн! – несет его в клювике государю, как величайшее сокровище, и, выйдя из парадного подъезда, бесконечно объявляет урби-и-торбе голосом юного Рудика из фильма «Москва слезам не верит», что скоро не будет ничего, кроме телевидения.

Выжженная земля.

Мое предложение простое. Хватит уже рептильно-рефлекторных «стратегий до». Давайте разберемся, где мы и как дошли до жизни такой. Что мы построили за четверть века, и как все это работает – когда вообще работает.

В конце концов, для того, чтобы в свое время могло быть написано «Государство и революция», надо было, чтобы за двадцать лет до этого появилось «Развитие капитализма в России».

[fbcomments]

About Алексей Чадаев

Директор Института развития парламентаризма