Некоторые знакомые журналисты просят, чтобы в моих политических комментариях было больше культурологии. Ты ж, мол, все-таки культуролог, кандидат наук. Я-то, грешным делом, как раз наоборот собирался тут про перспективы ERP-систем на блокчейне высказаться, но раз уж просят культурологию – будет культурология.
Так вот. Когда Никита Михалков недавно попытался обвинить Наталью Тимакову в «латентной русофобии», он просто подобрал неправильные слова. Тимакова, как и ее круг, никакой не «русофоб». Ее взгляды – это взгляды кремлевских «бытовых западников», довольно распространенный культурный код советской и российской элиты со времен, наверное, еще хрущевской оттепели. Хотя корни, конечно, имеет куда более древние – думаю, еще Пушкин, сказав в переписке с Чаадаевым свое «правительство – единственный Европеец», уже сказал все, что нужно.
Я хорошо знаю эту среду – с раннего детства. Школа, где я учился – №128 на Второй Тверской-Ямской, была обычной советской школой, но в силу расположения (через один дом жили Ельцин и Яковлев) у нас было достаточно детей совэлиты – от внука того же Яковлева до племянника Рашидова. Дорогие импортные вещи, регулярные поездки с родителями в загранку, слегка пренебрежительное отношение к школьным советским ритуалам… в общем, это все было про то, что «настоящая жизнь» — все равно «там», а у нас тут – «совок» и «колхоз». Что как бы наглядно подтверждали своим видом и поведением дети советских алкоголиков из центровых коммуналок, сидевшие в той же школе за теми же партами.
У меня нет цели доставать патриотическую хоругвь и вещать о перманентном предательстве элит. Более того, выскажу рискованный тезис: придворные «европеизаторы» – с некоторых времен настолько же неотъемлемая часть русского государственного организма (а точнее даже – порождающей и воспроизводящей его безотносительно к любым потрясениям и сменам систем – культурной матрицы), что и свиномордые опричники. В высших своих проявлениях они вообще смыкаются в одно целое – например, Сперанский и Аракчеев: где заканчивается один и начинается другой?
Все это, как вы понимаете, имеет непосредственное отношение к делу Серебренникова. Он, как, например, и Гельман ранее, выполнял важнейшую для этой среды функцию: нес в наши отсталые края Настоящую Западную Культуру. И уже поэтому должен был обладать неприкосновенностью – в том смысле, что за те вещи, за которые сиволапых здесь порют на конюшне, его система обязана была, конечно же, прощать, как посланца другого, лучшего мира. И то, что она вдруг применила к нему свою обычную мерку, воспринимается этой средой как шаг от просвещения и прогресса к деградации и варварству. Нарушение высшего космического порядка.
Но я пошел дальше и решился на следующий мысленный эксперимент: а если допустить, что наши придворные западники действительно правы? И что, в самом деле, если мы хотим видеть Россию не отсталой косной страной, а современной, просвещенной и конкурентоспособной, нам действительно нужна культура именно по Серебренникову и Гельману, а не по Михалкову и Поклонской? И хрен бы тогда уж с ними, с бюджетными деньгами, если уж речь идет о нашем цивилизационном выживании.
В конце концов, возникла же когда-то в голове у Петра Великого идея о том, что способность европейцев держать строй в ружейном бою как-то связана с бритьем бород, формой платья, архитектурным стилем, музыкой и т.п. И нельзя не заметить, что его «культурная революция» себя полностью оправдала: страна, которая при его деде и отце даже с поляками не могла справиться, при нем самом и его преемниках превратилась в самую мощную военную силу на континенте, перемолов и Карла XII, и Фридриха Великого, и даже Наполеона, и вплоть до Крымской войны не знала больших поражений.
Собственно, и Крымское-то поражение современники осмысляли во многом как прямой результат отхода от магистрального «петровского» вектора на форсированную европеизацию России сверху, пагубного «закоснения» в консерватизме и традиционных ценностях в николаевскую эпоху, приведшего в результате к фатальному отставанию уже и в технологиях. И вовсе не случайно именно партия «придворных западников» пришла к власти сразу после смерти Николая I и принялась с новой энергией реализовывать свою программу. И только развязанный революционным подпольем террор вновь вернул страну на «николаевские» рельсы – тем самым, получается, сделав катастрофу 1914-1917 годов неизбежной…
Понятно же, что московские бояре и введенные Петром бритье бород, статуи и табак воспринимали примерно так же, как у нас сейчас воспринимают «совриск», гей-парады и легалайз наркотиков. Но сам Пётр почему-то исходил из того, что вот без этого всего ну никак шведов не победить, хотя казалось бы.
Вот я и дошел до главного, фундаментального вопроса своего поста: о том, как работают связи между технологией и культурой.
Я читал купленные на Амазоне книжки Лорена Грэма задолго до того, как Герман Греф привез его на Питерский форум и сделал модным у нас. Грэм, историк технологий с MITовским инженерным образованием, в своих суждениях на сей счет категоричен: вы, русские, все время хотите молоко без коровы. То есть самих западных технологий – без той культурной и институциональной среды, которые их порождают, воспроизводят и обновляют. А в результате, даже будучи перенесенными на вашу почву, наши технологии тут хиреют, отстают и перестают работать. И то сказать: питерские «Силовые машины» — это ведь тот же самый «Сименс», только еще дореволюционный – но вот только европейский «Сименс» почему-то может произвести турбины для Крыма, а «Силовые машины» – нет.
Собственно, и западные санкции за присоединение все того же Крыма – опять-таки указание на ту же самую слабость. Они нам как бы говорят: ребята, вы веками таскаете от нас к себе все наши придумки – от железной дороги до марксизма и от атомной бомбы до Вконтакте; а вот мы вам перекроем крантик – и будет у вас через одно-два поколения сусальное Зимбабве в кокошниках и с медведями. Просто потому, что ваши лучшие умы либо сбегут к нам, либо их заедят поедом ваши же собственные опричники, ибо так уж у вас система устроена – опричник всегда прав. А через какое-то время придём и возьмём вас голыми руками, потому что по технологиям вы отстанете к тому времени уже безнадежно, а опричники ваши – они только против своих же граждан смелые, и то лишь покуда государь покрывает.
Мы на это им: но у нас же были свои – Попов, Зворыкин, Сикорский, Королев, Дуров… А они нам: да, но Попов умер нищим профессором в царской России, а коммерциализовал радио все равно Маркони; Зворыкин и Сикорский уехали и реализовались на Западе, Королев чудом выжил в Гулаге, а Дуров опять-таки где сейчас? И опять же, из ваших нынешних миллионеров-миллиардеров ни один не сделал денег инновациями – все что-нибудь перераспределили или отжали в свою пользу, чтобы тратить деньги, покупать недвижимость или учить детей… опять же у нас. Вас нет, ребята! Самые умные из вас – вот как раз «придворные западники» – уже это поняли, поэтому с ними хотя бы есть о чем предметно говорить; а остальные – папуасы, с ними и говорить-то не о чем, к ним надо с бусами приезжать.
Тонкий момент – вопросы культуры тесно связаны с вопросами идентичности. Когда «мы» заимствуем культуру у «них», все время возникает подозрение, что в результате «мы» перестанем быть «нами» — и чем тогда будем отличаться от «них»? Наверное, так рассуждали жрецы Перуна и Велеса, бунтовавшие в Киеве и особенно в Новгороде против крещения; но мы знаем, как поступил Владимир с ними и их самобытной-самостийной культурой. Вся петровская модернизация – она уже на уровне кода заложена в той древней мясорубке.
Но вот Петр же как-то прошел по краю – вроде бы радикально уничтожив все что было исконно-посконного, создав абсолютно европоцентричную элиту (вплоть до незнания своего языка), тем не менее ни растворения, ни поглощения «русского» в «европейском» он этим не произвел. Ну и уж конечно почти вся великая русская культура XIX века от тех же Пушкина и Чаадаева до Тургенева с Толстым – кадровые петровские дворяне с «европейским» образованием. Характерны тургеневские восклицания в «Записках охотника» — о том, что, слушая крестьянина Хоря, он в сотый раз «понял», что Пётр был таки истинно русский человек.
Так что нет, элитное «западничество» не есть что-то России органически чуждое – напротив, оно в каком-то смысле есть часть нашей странной системы, в том числе на базовом, культурном уровне. И весь вопрос – а его поставил единственный из наших классиков первого ряда, который не был по происхождению представителем столбового русского дворянства – в том, где все-таки заканчивается Пётр Великий и начинается Смердяков.