Алексей Чадаев Наблюдения, замечания и предложения
Мои тексты о Павловском уже, наверное, можно в подшивку собирать. Целый жанр. Начиная от ругательских статей на Глобалрусе образца 2002 года типа вот этой — «Павловский-2» http://www.globalrus.ru/comments/59719/ и заканчивая «Крабатовой мельницей» https://chadayev.ru/blog/2008/03/10/krabatova-melnica/ . В команде у меня он до сих пор проходит по подпольной кличке «дядюшка» — такой, типа, странный родственник.
Когда мы познакомились? Летом 1997-го, когда Павловский и Гельман пришли контрактоваться к Немцову, у которого я тогда работал. Первое мое эмоциональное впечатление о них — два каких-то мутных ушлых жулика. Правда, они принесли с собой печатный журнал «Пушкин» — и вот тут мне стало интересно. Концепция поменялась: теперь для меня это были люди, которые политконсалтингом лишь зарабатывают, чтобы тратить на куда более интересные вещи.
Прошло полгода, и я, познакомившись с Мариной Литвинович, Митей Ивановым и компанией, понял, что хочу работать в ФЭПе, хоть курьером, и с радостью ушёл бы от Немцова к ним. Увы, тогда это желание было отнюдь не взаимным. У ФЭПа был контракт на обслуживание сайта Немцова, и частью этого контракта был мой гонорар как у автора идеи и разработчика структуры сайта, а также «связного» в немцовской команде. Но 19 августа 98-го, когда я вернулся из деревни с похорон близкого родственника, мне сказали, что контракт аннулирован, а значит и мой гонорар тоже. Я разозлился, пошёл к Немцову и сказал: давайте я буду вести сайт сам, только в пять раз дешевле, чем ФЭП. После этого разозлились на меня уже они.
В ФЭП я пришёл много позже — только в 2004 году. Причём инициатива исходила как раз от Павловского, который оценил мою идею с «Новыми правыми» и помог чем смог. Летом 2004-го я оказался в редакции «Русского журнала». И дальше было целых пять лет — и каких! — работы с Павловским.
В 2008-м он меня уволил — статьей в «Коммерсанте». С формулировкой «за снижение планки полемики». https://chadayev.ru/blog/2008/02/01/pridumal-nakonec-formulu/ Как раз тогда я и написал «мельницу». Этому предшествовало несколько попыток Суркова переманить меня на прямой контракт, в обход Павловского. Сурков в своей манипулятивной манере пытался раздергивать фэповскую команду, выбирая наиболее перспективных фэповских топов и предлагая им втихую «свой луна-парк с блекджеком». Но я предпочитал корпоративную верность и оставался где был. Моя заморочка: этика служения, а не коммерческого контракта; именно поэтому самым ненавистным мне словом в устах Павловского было слово «заказчик».
Весной 2011-го, когда меня изгоняли из ЦИКа ЕР, Сурков на нашей последней с ним встрече дал понять, что меня в каком-то смысле «разменяли» на Павловского. Он-де «раскалывал тандем» своими публичными атаками на Путина, а я, в свою очередь, на Медведева. А тандем раскалывать нельзя. Вот обоих и зачистили, сохраняя, так сказать, баланс.
Как ни странно, Павловский предыдущего времени, до нашего с ним личного знакомства, стал мне известен только после этого момента. Его диссидентское и тюремно-ссыльное прошлое, знакомство с Батищевым, ученичество у Гефтера, «Поиски», перестроечная активность, колонки в «Независимой», сборник «Иное» и прочие его подвиги до-ФЭПовской эпохи я смог изучить по оставшимся первоисточникам уже в последние годы. Хотя гефтеровская методология — все эти «пространства экспансии» и «альтернативы» — была рабочим инструментарием и в ФЭПе, но мне тогда было не до того, чтобы доискиваться их корней.
У меня до сих пор нет однозначного ответа на вопрос, могу ли я — и вправе ли — считать себя его учеником. Сейчас говорю — скорее нет. Ученичество — очень ответственная история. Оно предполагает не только адаптацию приемов — это скорее про «подмастерьев» — но и наследование базовых парадигм, логики и стиля мышления. А я изначально — из другой «конюшни». Для меня философия — более значимая область, чем история. Мое главное расхождение с историцистской методологией Павловского было сформулировано еще в 2007-м, в «Анатомии русского сюжета»:
«Сюжеты, а не факты управляют мировой политикой. Факт, который невозможно вписать в сюжет, не существует; факт, который противоречит логике сюжета, игнорируется или оспаривается. Утвержденные сюжеты диктуют логику действий политическим акторам, они же задают предельную рамку комментариев. Попытки упрямых одиночек вырваться за пределы навязанных сюжетов — гиблое дело: «с тобой не о чем говорить, зануда: ты просто не смотрел этот фильм». Главное — успеть сориентироваться в том, какой фильм сегодня надо смотреть.»
Если применить этот подход к политической траектории самого Павловского, диагноз таков: он в какой-то момент выпал из того сюжета, который делал его одним из ключевых демиургов нашей политической реальности. И это — не про «потерю контрактов». Скорее — про потерю роли.
Свою роль он сам описал довольно точно в одном из интервью: «я — практикующий историк, историк-ремонтник». Понимать, куда дышит дух Истории, облекать это понимание в слова и доносить это понимание до того единственного (увы) собеседника, который способен хоть как-то описывать себя в этих категориях — то есть до «власти» — в этом и была его реальная роль. А вовсе не в политтехнологических кунштюках и дежурной аналитике, с которыми могут прекрасно справляться люди на два порядка попроще. На этом был построен его успех и в ельцинской кампании-96, и в путинской-99, и в концептуальном проектировании АП как «политического штаба» новой путинской власти.
Но в какой-то момент произошёл конфликт — как я понимаю, «внутреннего демиурга» и «внутреннего диссидента». Думаю, большая вина здесь на Суркове, который, несмотря на все свои завитушки, человек, в общем, довольно-таки недалекий. Во всяком случае, Павловского он, похоже, воспринимал в категориях «такая пропаганда для умных». Ничем иным я не могу объяснить его предложение Павловскому делать еженедельную программу на НТВ. История для ГОП катастрофическая, сразу обрушившая его из «мыслителей» в «пропагандисты», а попутно и сдетонировавшая в нем накопленный запас диссидентской желчи, которой сочатся его книжки начиная с «Гениальной власти».
С тех пор Павловский вот уже скоро десять лет как «чистит карму», добросовестно топая с «приличными людьми» на каждый навальнинг и унизительно оправдываясь перед самозваными комиссарами-инквизиторами типа блогера-кантианца Морозова. Плачет и кается. Перед ничтожествами. И ничего не может с собой поделать: таков его геном, инстинкт самозащиты на фоне угрозы разрушения личности.
Для меня эта история — один из самых важных уроков в жизни. Наплевать, что о тебе думают и кем тебя считают авторитетные дураки — неважно, в высоких кремлевских кабинетах или в прокуренных пражских пивных. Сверяться надо с собой, своим собственным внутренним камертоном. Начиная с определенного возраста, не остаётся вообще никого из ныне живущих, перед кем надо оправдываться. Только те старшие, кого с нами уже нет. Ну и Самый Старший — Создатель.
Предложил — Павел Святенков
