«Британские учёные» уже объяснили нам, что за 7 лет жизни мы на молекулярном уровне обновляемся полностью, и в этом смысле сегодняшний «я» не содержит ни одной молекулы от того «я», который топтал землю семь лет назад. Единственные две вещи, которые дают мне право считать тогдашнего меня мной — ДНК и постоянство памяти. Да: ну и, конечно, долги.
Про ДНК понимаю мало, хоть и участвовал в школьных олимпиадах по генетике. Про долги понимаю только то, что с возрастом их становится больше. А вот про постоянство памяти — разговор особый.
Чем больше читаю про устройство мозга и структуру сознания, тем больше убеждаюсь, что нами и правда управляют рептилоиды. Только они — в нас; это наши базальные ганглии, которые работают точно так же, как мозг рептилии — на простых алгоритмах. Став млекопитающими, мы нарастили сверху надстройку, расширяющую поле вариантов, но в критической ситуации она отказывает первой, и остаётся только древняя рептильная автоматика. Именно на этом принципе построен пресловутый «автопилот», известный каждому, кто хоть раз в жизни каким-то чудом обнаруживал себя у дверей своего дома после хорошей попойки.
Социальное тело тоже управляется рептильным мозгом. Столкнувшись с падением рейтингов, система сделала рефлекторное, практически на автопилоте движение — обратилась к ветхому, начала 2000-х фэповскому темнику «Путин молод и силён», и по всем центральным каналам пошли профильные тематические шоу. Вся прочая наросшая на этот стержень цветущая сложность облетает как шелуха. Та же «Единая Россия» лихорадочно пытается воспроизвести свой традиционный популистский алгоритм в пенсионных поправках — это тоже действие, диктуемое рептильным мозгом. Как в драке — сколько бы ни отрабатывал десятки приёмов, в реальном бою применяешь только те три, которые наработал до автоматизма.
Млекопитающие тоже млекопитающим рознь. Дважды в жизни наблюдал, как умирают старые коты. Самой первой у них отказывает соматика: еще работает сердце, еще ходят мускулы и в порядке кости, а нервная система уже выходит из строя, и животное мелко трясется, лишаясь возможности чувствовать. Это потому, что у кошачьих то, что мы с недавних пор называем «эмоциональным интеллектом» — единственная доступная им форма сознания; они практически для любых своих задач обходятся одними чувствами, и именно эта система, хоть и весьма совершенная — совершенней нашей — подвергается сверхнагрузке всю их кошачью жизнь.
Мы — не они; приматы когда-то выделились из большого отряда собачьих, и в этом смысле собаки нам чуть более ближняя родня. Собака не только чувствует, но и думает, хотя и проще. Но главное — собачий мозг уже позволяет корректировать внутреннего рептилоида, перепрошивать его, создавать новые, не предусмотренные генетикой нейронные цепочки именно в рептильном мозгу.
Когда я был подростком, я больше ценил знания, чем тренировки. С годами всё больше понимаю, что знания — роскошь, годная только для спокойной, нестрессовой ситуации. В ситуации кризисной ты забываешь всё, что знал, и остаётся в доступе лишь то, что ты до этого научился _уметь_. То есть — натренировал.
В социальном измерении натренировали мы за эти 27 постсоветских лет не очень-то многое. Сейчас из этого немногого понадобится примерно всё.