Вот ещё что думаю после Новгорода.

 Про домонголику. В то далекое время, когда Новгород, Киев, Полоцк, Смоленск, Суздаль, Ростов и т.д. были частью единого социокультурного пространства, отдельной болью была языковая диглоссия — устный древнерусский и официально-письменный старославянский (староболгарский). Языки хоть и родственные, но разные, различающиеся примерно как современный русский и украинский.

В режиме этой самой диглоссии мы жили очень и очень долго — чуть ли не до XVII века, хотя ещё и Пушкин часто обыгрывал разные её рудиментарные нюансы: «я не парю — сижу орлом и болен праздностью поносной». При этом древнерусский не был чисто устным — скажем, все берестяные грамоты как раз им и написаны. Да и старославянский не был только и исключительно письменным — как минимум, проповеди произносились с амвонов как раз-таки на нем.

Я хочу сказать, что это ужасно похоже на нынешнюю языковую ситуацию Украины — есть официйно-державная мова, на которой часть людей действительно думает, а часть только пишет казенные тексты; и есть бытовой русский, на котором по-прежнему думает большинство, и говорит в быту тоже если не большинство, то очень значительная часть людей. Но который — уже не по религиозным, а по политическим причинам — до некоторой степени поражен в правах.

Да-да, вот они и получили ровно «киевскую Русь» после Крещения: мир, в котором если ты говоришь официозным языком, тебя воспринимают одним образом, а если то же самое говоришь родным-разговорным — другим. Двоемыслие, чуть ли не с пеленок взращиваемое и оформляемое чисто языковыми средствами.

У нас чуть не так. У нас как бы оба языка «русские». Но только один — корявый официозно-бюрократический воляпюк, а другой — язык «на самом деле», дворово-матерный. На одном можно рассказывать, «как должно быть» (но невозможно рассказать, как есть), а на другом можно рассказывать как есть, но бесполезно пытаться сказать, как должно быть.