Алексей Чадаев Наблюдения, замечания и предложения
Однажды, будучи в одной далёкой латиноамериканской стране, сидя в баре, в состоянии, описываемом меткой русской метафорой «в пюре» – ну то есть ещё не жёсткое «в дрова», а пока мягкая, но уже довольно близкая к фазовому переходу стадия – я поспорил с соседом-ирландцем на счёт за выпивку, что смогу по памяти воспроизвести стихотворение великого ирландского поэта Уильяма Батлера Йейтса «Sailing to Byzantium» без ошибок, и спор этот героически выиграл. Чуть запнулся только на одной-единственной строфе, которая мне тогда была не до конца понятна по смыслу, и, протрезвев с утра, полез разбираться в словари и справочники.
Строфа звучала так:
An aged man is but a paltry thing:
A tattered coat upon a stick, unless
Soul claps its hands and sing, and louder sing
For every tatter on its mortal dress.
Метафора такая: старенький морфинист Йейтс сравнивает своё сухое морщинистое тело с ветхой драной одеждой, висящей на палке, которая того гляди вообще развалится в лохмотья. Собственно, весь стих до некоторой степени об этом, потому что далее он обращается к ликам с византийских фресок с просьбой: “Consume my heart away, sick with desire//And fastened to a dying animal//That knows not what it is”, а заканчивает программой постжизни в вечности: “Once out of nature, I shall never take//My bodily form from any natural thing//But such a form as Grecian goldsmiths make//Of hammered gold and gold enameling” и так далее.
Думаю я по этому поводу вот что.
В последние годы довольно много приходится читать об образовании, воспитании детей и развитии личности. Самое умное, что было сказано по теме за последние 500 лет – это тезис Эразма Роттердамского о том, что людьми не рождаются, а становятся путём воспитания; многочисленные истории «детей-маугли» лишь подтверждают этот тезис: стоит пропустить хотя бы один необходимый этап в развитии, и ребёнок на всю жизнь остаётся животным, хотя и в человеческом теле.
В этом смысле человеческое сознание есть не что иное как паразитарная нематериальная сущность, искусственно «привитая» на организм примата носителями аналогичных сущностей, и по большому счёту организму чуждая, хотя и fastened к нему неразрывно и умирающая вместе с ним.
Но именно в этом – проблема нашего отношения к смерти.
С точки зрения биологической машины, старение и смерть – довольно-таки полезный и нужный механизм жизненного цикла – обновление, тасовка генов, приспособление новых поколений к постоянно меняющимся условиям среды и т.д. Этот механизм заложен в наши гены точно так же, как рост ребёнка – видя его маленьким, ты знаешь, что через пять лет он будет вдвое выше, а видя взрослого, ты также знаешь, что через те же пять лет он разве что чуть уменьшится в силу постепенной деградации костной ткани. Время рождаться, расти, производить потомство самому, выращивать его, стареть и умирать – всё нормально, разумно и к вящей пользе для вида и жизни как таковой.
Но вот эта самая нематериальная паразитарная сущность под названием «сознание» — она, зараза, имеет тот неприятный дефект, что ни как такового «рождения», ни тем более «смерти» в её конструкции не предусмотрено. Она по своей внутренней архитектуре устроена так, как будто бы была всегда и будет всегда; но биологический носитель, с которым она неразрывно связана, рано или поздно начинает сообщать о том, что он-то запрограммирован иначе. У него есть строго определенные параметры жизненного цикла, которые, конечно, можно чуточку корректировать, если грамотно ухаживать за скотинкой, но принципиально изменить никоим образом нельзя: таймер включен и тикает. И осознание этого факта погружает нашего «паразита» в хтонический ужас, принося ему непрерывную и всевозрастающую боль.
Маркетинг учит, что лучшая технология продаж – это «попасть в боль клиента», в этом смысле самым гениальным маркетологом всех времён и народов оказался производитель туристического инвентаря из г.Тарсус некто Павел, сумевший рассказать миру – со ссылкой на творчески переосмысленную им историю жизни казнённого римлянами соплеменника – историю о вечной жизни по ту сторону смерти. Сам Иисус, судя по евангелиям, под «царством небесным» понимал нечто другое – что-то типа того, что оно уже есть здесь и сейчас прямо в вашем сердце; но эта мысль оказалась слишком сложной для аудитории (и особенно для полиции, которая конкретно не врубилась, что еще за «царство» такое, кроме официального) – у Павла же было всё чётко и по-деловому: вести себя надо так-то и так-то, жить и умирать следует по таким-то правилам (список правил прилагается), и тогда рано или поздно весь этот дурацкий круговорот жизни/смерти закончится, и Создатель Всего мало того что поднимет тебя из мёртвых в самом буквальном смысле (Павел настаивал именно на плотском воскресении), но и даст этой самой воскресшей плоти вечную (то есть бессмертную) жизнь: одним – в вечной радости, другим – в вечных мучениях. Killing offer, как говорят маркетологи: надежда оказалась столь сильной, что вся многовековая мощь греко-римской философии, не говоря уж о религии, оказалась бессильна этому призыву противостоять.
А я вот сейчас – как и Йейтс 90 лет назад – не уверен, что так уж хочу вечно жить именно физически. Вечно жить хочет моё сознание, это да. Но вот тушка – штука довольно глючная, капризная, неудобная и хрупкая, плюс до кучи ужасно требовательная в эксплуатации: то есть, то спать, то выпить, то ещё чего. В этом смысле чем дальше живу, тем больше думаю, что, может, не так уж и неправы все эти трансгуманисты: натренировал нейросетку, перенёс туда мозг и всё это пресловутое «я», и сдавай весь этот белково-минеральный шлак на биотопливо.
Но пока стоит такая прекрасная тёплая осень, и с деревьев падают листья, а в прозрачном воздухе косые лучи выхватывают летящие паутинки – поживём ещё, а.
