Сегодня на форуме молодых законодателей в корпоративном университете Сбербанка В.Володин провёл такую параллель: как в 1993-м с нуля создавались правовые формы Конституции, примерно так и сейчас с нуля создаётся правовой фундамент для цифровой экономики.
Мысль резкая, потому что в подтексте там лежит постепенно приходящее в умы руководителей страны понимание, что «цифра» так или иначе трансформирует столпы и основания правовой и политической системы.
Например, на лекции во Владивостоке я показал, в частности, что в эпоху BigData формулу о «всеобщем, равном и тайном» голосовании на выборах придется отдельно и специально защищать — как минимум, в части «тайного». Продвинутые инструменты цифровой социологии, основанные на машинном анализе соцсетей и прочего оставляемого человеком «цифрового следа», позволяют с весьма высокой степенью уверенности предположить, кто как голосует — с точностью практически до каждого избирателя. И сегодня этот инструментарий доступен не то что спецслужбам — а любому сетевому маркетологу, занимающемуся таргетингом рекламы памперсов.
Не говоря уже о «всеобщем» — в смысле, ходит или не ходит человек вообще на выборы. Об этом, как мы теперь понимаем, знают даже в Моспаркинге, чье мобильное приложение, не спрашивая никаких разрешений, раз в несколько минут отсылает на сервер геоданные с вашего сотового телефона.
Насчёт «равного» — тут тоже вопрос, причём даже более старый. С помощью «цифры» легко вычислить поведение зависимых групп — тех, кто приходит и голосует посредством разного рода мобилизаций (которые опять-таки чем дальше, тем больше организуются через смартфоны). Причём речь не только о людях, зависимых от «админресурса» или крупных предприятий — точно так же, например, устроено голосование многих национальных диаспор, где «старший сказал — все подчинились». Так было всегда, но в цифровую эпоху это становится попросту невозможно скрыть.
Это лишь один из примеров тех вызовов, которые современной правовой системе несет «цифра». И, в общем-то, должно прийти поколение людей, сочетающих в себе компетенции IT-специалистов, юристов и политиков — для того, чтобы дать на них адекватный ответ.
Греф, между прочим, отметил в выступлении там же, что традицию регулярных обучающих программ для руководителей и политиков заложил как раз Володин во время своей работы в АП. То, что сегодня это приобретает более развёрнутые и институциональные формы — безусловно правильно. Происходящее надо, как минимум, понимать — причём не с точки зрения ученого, а с точки зрения управленца и законодателя. Не только «что происходит», но и «что со всем этим делать». Глава Сбербанка похвалил и себя — в том смысле, что его площадка, корпоративный университет, стала с самого начала одной из основных в этом процессе.
Но Греф не был бы собой, если бы не добавил ложку дёгтя: про то, что наша главная задача — «не отстать от стран, где все это находится в более продвинутом состоянии». Хотел бы я знать, что это за страны он имеет в виду; потому что на данный момент, как показывает наше исследование различных законодательств по цифре, ни на Западе, ни на Востоке нет ничего безусловно образцового, что можно было бы копипастом применить у нас. Все сейчас в плюс-минус равном положении, все страны решают одни и те же проблемы — технологии развиваются быстрее, чем законодатели успевают адаптировать под них существующие нормы.