Алексей Чадаев Наблюдения, замечания и предложения
Работая в 2004 году на выборах в Одессе и Киеве, я подвергал основательной ревизии свой концептуальный инструментарий. Не в последнюю очередь потому, что столкнулся с другим, более высокого класса. Одним из таких «рабочих» терминов, который я оттуда привёз, был термин «мифоинструктирование».
Помаранчевая кампания Ющенко-Тимошенко была построена на лжи чуть более чем полностью. Но это была ложь особая: ложь, устроенная таким образом, что люди хотели в неё верить — так, как дети верят в сказки. И в этом был один из важных секретов ее бронебойной эффективности.
Для простоты скажу так: есть два типа сознания — рациональное и мифологическое.
Рациональное сфокусировано на поиске объективной истины, и его внутренним движком является радикальное сомнение: любой тезис верен лишь до тех пор, пока не доказано обратное. В пределе это гениально сформулировал Сократ: я знаю только то, что ничего не знаю.
Мифологическое устроено прямо противоположным образом: оно ищет не истины, а «правды». Такой «правды», в которую хочется верить самому, и которая могла бы быть сильным аргументом для убеждения других. То есть — управляющего мифа. Миф должен быть эстетически безупречен, драматургически точен и опираться на набор существующих клише в сознании адепта, которые он не только не опровергает, а наоборот — закрепляет и усиливает. Короче, если рациональное сознание рушит шаблоны, мифологическое, наоборот, цементирует их до железобетонной твердости, попутно укрепляя веру и подпитывая самоощущение носителя.
Не собираюсь здесь их сравнивать в части преимуществ одного над другим, которое из них более «прогрессивно», «современно» и т.д., в XXI веке это уже явно устаревшее различение. Факт в том, что мифологическое мышление прекрасно справилось с вызовом рационализма, пережило его, прожевало и выплюнуло, доказав свою крайнюю жизнеспособность. Особенно в социумах, переживающих форсированную архаизацию — к которым, разумеется, относятся и постсоветские.
То, как работает миф, прекрасно иллюстрирует сегодняшний рождественский праздник и его сюжет.
Хлев для скота в Вифлееме, только что родившийся младенец — «сын Давидов» и в то же время «сын Божий», пастухи с их овцами, ведомые звездой цари/волхвы с Востока, прямо в хлеву поклоняющиеся ему как сыну Бога и приносящие царские дары (злато, ливан (ладан для воскурений) и смирну (ароматическое масло)). Святочный вертеп.
Теперь давайте разбираться.
Как мы помним по евангелиям, один из главных мотивов, почему уже во взрослом Иисусе современники не признавали пророка — то, что он был родом из Назарета Галилейского. На наши деньги — это как если бы какой-нибудь великий интеллектуал и мыслитель вдруг объявился в городе, скажем, Электроугли, Нижний Тагил или селе Упоровка Кемеровской области. Соответственно, крайне важным для тогдашней иудейской аудитории было обосновать особые обстоятельства его рождения, и в двух из четырёх евангелий — у Матфея и у Луки (но, заметим, не у Иоанна, хотя он из самых ближних учеников!) это содержится.
Но очень по-разному. Матфей, еврей, бывший сборщик налогов, подошёл к вопросу с педантичностью начетчика, перечислив все поколения предков Иисуса от Авраама почему-то до Иосифа, хотя и объяснил, что Иосиф ему вообще-то не отец. Он же, единственный из всех, привёл и сюжет поклонения волхвов (у Луки этого нет). Зато у Матфея нет ни слова про перепись и те причины, по которым святое семейство вообще оказалось в Вифлееме.
Лука, грек и философ, чьё евангелие представляет из себя длинное частное письмо некоему Феофилу, наоборот, ничего не говорит о родословной Иисуса, но самым подробным образом фиксируется на факте переписи, упоминая и эдикт Августа, и сирийского наместника Квириния, и опять же ни о каких волхвах не пишет. Зато красиво живописует явление ангела пастухам, и вслед за ангелом — поющее и славящее рождённого Спасителя небесное воинство.
Евангелие от Матфея написано изначально по-арамейски и для евреев; от Луки — по-гречески и для греков. Соответственно, весь культурный разрыв налицо. Для Матфея, как для еврея, не было ничего важнее, чем обосновать правомочность (в т.ч. и династическую) претензий Сына Давидова на царство — отсюда и родословная, и волхвы с их астрологией, и звезда, которая вела их откуда-то из Вавилона, и классический набор царских даров (интересно, куда их дел потом назаретский плотник?) Для Луки, как для грека, все это в общем второстепенные материи: ему важнее, что родился Спаситель Мира и Сын Божий, и поэтому не каким-то там волхвам откуда-то из Месопотамии, а простым пастухам из соседней деревни сообщает об этом напрямую ангел с небес.
Две очень разные сказки, для двух очень разных групп целевой аудитории. Две очень разных роли главного героя торжества. Долгожданный еврейский Мессия со всеми положенными атрибутами наследника древней династии — и спаситель мира, родившийся у бедных и простых людей на имперской периферии. У нас сегодня они смешались в одну — есть и ангел, и звезда, и пастухи, и волхвы, и хлев, и царские дары. И непередаваемо прекрасное ощущение уже свершившегося, наступившего будущего, тайны, о которой пока не знает никто, кроме небольшой кучки людей, собранных в этом странном месте в эту чудесную ночь волшебной звездой.
Возвращаясь к 2004-му. Удивительно, но самым эффективным и мощным контрпропагандистским действием условно «нашей» стороны оказалось… известное выступление жены Януковича про наколотые апельсинки и зомбирование. Оно было полностью безумным монологом кликуши, но именно оно вызвало максимальную ярость и брызгание слюной от оппонентов, в отличие от снисходительных ухмылок, которыми они встречали любой argumentum ad rem. Дело в том, что спич про наколотые апельсинки был выполнен полностью в их же методологии и стилистике, работал в тех же самых слоях мифологического, ритуально-архаического сознания, в которых действовали и они. Это была пусть убогая и самопальная, но все же попытка «мифоинструктирования» — рассказать не то, как есть на самом деле, а то, во что они захотят и смогут поверить. Сказку.
«Политика памяти», придуманная когда-то поляками, но прекрасно адаптированная украинцами, взяла на вооружение этот принцип в качестве основного. История, в ее логике — не наука о прошлом; это набор официальных индоктринирующих легенд о том, каким — с определенной идеологической точки зрения — должно было быть прошлое.
Великий русский философ А.Ф.Лосев получил срок на Беломорканале за высказанную в своей главной книге — «Диалектика мифа» — догадку о том, что марксистское мироучение есть такой же точно продукт религиозно-мифологического сознания, как и, скажем, христианское. Жизнь показала, что как пророк он оказался полностью прав: учение довольно быстро, буквально на жизни одного-двух поколений, утратило налёт «научности» и превратилось в мертвую религиозную догму и набор обслуживающих ее ритуалов; ну а уже в этом качестве оно практически в одни ворота проиграло конкуренцию куда более древним и проработанным мифоритуальным системам. «Капитал» отчаянно проигрывает Торе и Талмуду в жизненности; евангелие от Гайдара — «Мальчиш-Кибальчиш» — выглядит в лучшем случае как попытка проповеди Нового завета бушменам на их родном языке; жития святых в формате «Так закалялась сталь» оказались ничем не лучше четьи-миней, энгельсовское «Происхождение семьи, частной собственности и государства» выглядит куда более унылым чтивом на фоне Книги Бытия и тем более Исхода, и даже творчество советских фантастов-утопистов и антиутопистов радикально проигрывает Апокалипсису в изобразительной мощи. Вся сила и преимущество марксизма было в опоре на науку и рацио, но государство рабочих и крестьян оказалось невозможно построить из людей, способных вообще сомневаться.
Вот и с томосом. Главное, что я фиксирую сейчас — огромную часть нашего общества — и крымнашистов, и антипутинцев, и верующих, и агностиков с атеистами — затянуло в чужой, прекрасно и осознанно сконструированный, мифоинструктирующий сеттинг. Причём, как выяснилось, технологии XV, XVI и XVII веков прекрасно работают и сегодня, и кроют весь этот новомодный диджитал как бык овцу.
Sometimes old ways are the best, сказал как-то товарищ Бонд в прекрасном фильме Skyfall, использовав вместо пули для очередного убийства добрый старый кухонный ножик.
Ещё раз с Рождеством вас, православные.
