Алексей Чадаев Наблюдения, замечания и предложения
Опять стюардессу откопали.
Не могу не заметить на полях, что из воспоминаний людей, которые жили в то время, складывается намного более сложная картина, чем в любой из пропагандистских версий — что сталинистской, что антисталинистской. Версия Ольшанского тоже пропагандистская.
Что я понял в ходе своих поисков и реконструкций, и что категорически с общепринятой картиной не бьется:
— Во-первых, «порядок был» — это разве что по сравнению с Гражданской войной и ранними 20-ми. В реальности воровайка цвела и пахла даже в поздние 30-е, и несмотря на все страшные репрессии на хорошо организованный концлагерь это всё было мало похоже — бардак, раздолбайство и некомпетентность. И, да, лишь очень частично успешные попытки начальников хоть как-то это упорядочить.
Вот только одна зарисовка из личных бесед. 1937-й. Один старший коллега моего отца был инженером водоканала в Ростове, и уволил слесаря за прогул по пьянке. Слесарь накатал на него заяву, что он троцкист и диверсант, и пытался отравить ростовчан, подсыпая яд в водопроводную воду из пакетика в кармане. На следствии инженер пытался доказать, что при том объеме прокачки воды даже если бы он грузовиками мышьяк сыпал, концентрация действующего вещества была бы ничтожной — получил в рыло и остался без зубов. Жена инженера приехала в Москву к дальнему родственнику, работавшему в органах, тот сумел «потерять» его документы и выпустить его по-тихому, инженер уехал на хутор и год жил там без паспорта у родни, а потом посадили слесаря — опять-таки за пьянство и раздолбайство; и инженер вернулся на работу, как будто ничего и не было.
Ну и таких баек у меня набралось достаточно, чтобы составить картину. Анекдоты, которые рассказывали про Сталина в 1949-м в старших классах отцовской школы (!) — про выставленную с Мавзолея жопу и Жданова, лезущего её целовать без очереди — дополняют картину. Рассказы деда по маминой линии, вернувшегося без ноги с Ленфронта, тоже скорее работают на неё же.
«Порядка», насколько я понимаю, даже и при великом-ужасном Сталине никакого не было. Была — и то еще была ли? — более-менее твердая воля его учредить, но всё раз за разом губила непролазная хлябь вязкой, как осенняя лужа, российской действительности.
Смысл в том, что почему-то все — и борцы, и апологеты, и примиренцы, и кто угодно — работают с пропагандистской версией сталинизма, а не с исторической. Которая отличается от первой почти так же сильно, как парадный портретный генералиссимус от низенького и рябенького сухорукого кавказца из жизни.
