Алексей Чадаев Наблюдения, замечания и предложения
Пунктиром, наскоро по памяти, конспект одного важного разговора. Мопед, если что, наполовину не мой.
Понять архитектуру нынешнего российского госустройства можно только если принять гипотезу, что она в основе и сегодня ещё ленинская — именно с точки зрения конституционализма.
У Ленина в ГиР была модель следующая. Государство — «обычное», или «буржуазное» — это орудие классовой эксплуатации. Но его, тем не менее, можно приспособить к противоположной задаче — уничтожения эксплуатации. Для этого контроль над государством должен получить революционный класс, то есть пролетариат. Но класс может его получить только посредством своего организованного авангарда — партии, которая и является механизмом реализации классовой диктатуры.
Соответственно, модель: есть государство, но оно не самый главный институт. Над ним сверху (а не внутри него) есть более главный институт — партия. Она отвечает за то, чтобы изначально чуждый классовый институт работал на нужные цели. Более того, Союз Республик изначально мыслился как конфедерация таких государств, которых много, но партия над всеми ними — одна.
Перестройщики этого не понимали от слова совсем, у них в головах было «сделать как в нормальных странах» — отсюда отмена 6 статьи, запрет на идеологии и введение принципа многопартийности. Хотя если следовать логике Ленина, упразднение «руководящей и направляющей» автоматически является одновременно и актом роспуска Союза — его ничто не объединяет, кроме партии.
Россия после октября 1993 — это самовосстановившийся СССР в границах одной РСФСР. Действующая Конституция — это всего лишь декларация об условиях, обеспечивающих такую реинкарнацию. Главный принцип — тот же: государство, а над ним — надгосударственная идеологическая надстройка. Президент — да, Павловский тут прав — это генсек; в том смысле, что его власть имеет мировую природу, как и власть всех предыдущих генсеков. И это обеспечивается не столько ядерной кнопкой, сколько принципиально негосударственной онтологией этой надстройки — границы которой «нигде не заканчиваются».
АП — это ЦК; именно поэтому это, с одной стороны, неконституционный орган, а с другой — его объём влияния выше, чем даже у правительства. Правительство — это, собственно, тот этаж, с которого у нас начинается «обычное» государство, границы которого как раз-таки конечны. Оно власть как бы «исполнительная», но в модели с надстройкой только исполнительная и возможна — чтобы исполнять (в смысле проводить в жизнь) волю Партии. Но в этом смысле и Дума с СФ, и вся триада судов — тоже на самом деле власть исполнительная, а не какая-либо другая. Собственно, другой и нет, и быть не может, поскольку вся полнота власти — у Партии.
Ключевая проблема Партии — в том, что в «глобальной геополитической катастрофе» 89-93 у неё оказались ампутированы несколько жизненно важных органов, в частности лобные доли и позвоночник. Но живы базальные ганглии и спинной мозг, и регенерацией руководят именно они, в соответствии с обрывками уцелевшего ДНК. Поэтому партия больше не знает, диктатуру какого именно класса она осуществляет — теперь, похоже, класс это как на сайте «Одноклассники». Она не знает, какое светлое будущее она строит — непосредственно после 93 она полагала, что теперь она вместо коммунизма строит некий сферический в вакууме «капитализм-как-на-Западе», но сейчас даже этот «образ будущего» в процессе развалился, и она теперь, похоже, строит фьюжн Китежа с Сингапуром. Она не знает, как делать пятилетние планы — вместо них теперь пишутся непонятно кому и зачем не имеющие приводных ремней реализации «стратегии развития». Не понимает, как и на основе чего вырабатывать «генеральную линию», поэтому вместо неё в перманентных поисках «идеологии», которая в ее случае на самом деле и невозможна, и не нужна. Не понимает даже, как собирать съезды и пленумы. Она, наконец, даже не может организовать политбюро — его роль выполняют поочередно то Совбез, то неформально-теневой «ближний круг», и в этом смысле оно действительно 2.0, потому что их два и в то же время ни одного.
Но у неё есть Генсек. Который — опять-таки в целях конспирации — называется президентом. И это единственный институт, который выжил — а, выжив, стал отправной точкой структурирования всей системы власти вокруг себя.
Президент — это не персона. Это институт — Институт Первого Лица, от имени и по поручению которого осуществляется руководство государством, но сам по себе государству внеположный. Более того, это единственный подлинно легитимный институт — у всех остальных, включая само государство, эта легитимность делегирована от него.
И это то, почему настолько болезненной оказалась реакция на идею изменения Конституции. Ее нельзя трогать потому, что она является актом учреждения государства институтом президента. Ему проще распустить это государство целиком и учредить взамен него новое — потому что он (институт Президента) есть безусловно, а вот оно — лишь до тех пор, пока он поддерживает в нем жизнь.
Если совсем точно, то не Президент присягает на Конституции, а Конституция присягает на Президенте. И дискуссия об изменениях — это как если публично усомниться в соблюдении ею присяги.
Соответственно, ключевая ошибка всех сегодняшних дискуссий — пытаться обсуждать вопрос о власти в координатах государства. Это не государство осуществляет власть, это, наоборот, власть опредмечивает себя посредством государства, причём это далеко не единственный из используемых ею механизмов опредмечивания. Когда надо, она запросто использует и другие.
Собственно, «власть» — это и есть та самая «партия», точнее то, что от неё осталось; и это оставшееся сейчас мучительно пытается то ли вспомнить, то ли перепридумать, кто она и зачем она. И не может, потому что нет в нынешнем языке — хоть русском, хоть даже английском — таких слов.
Самая неожиданная новость из всего этого только одна: Ленин все ещё жив, и революция не закончилась. И, похоже, именно с этим связана сегодняшняя демонизация России извне: они-то там тоже видят именно это. Их глазами, коммунистическое зло до сих пор не побеждено. Оно просто временно забыло, что оно коммунистическое. И даже некоторое время больше не хотело быть злом, просилось к ним в добро. Напрасный труд.
Многоточие. Разговор не закончен.
