В субботу днем я сидел в зале съезда ЕР, смотрел на выступавшего с трибуны Медведева, который клеймил отдельных несознательных товарищей по партии, пошедших на выборы самовыдвиженцами, и требовал, чтобы никто больше не смел стесняться своей партийной принадлежности. И думал я в тот момент о том же, о чем думаю последние несколько недель (в том числе и в связи с результатами нашего с ВЦИОМ опроса) о феномене «партии власти».
У меня есть одно воспоминание, которое не даёт покоя — я его называю «путинизм до Путина». В 97-м мне было всего 18, я только-только пришёл работать в Белый Дом и начал проектировать структуру будущего сайта Немцова, и я очень хорошо помню те разговоры, которые тогда велись в кругу начальников — «молодых реформаторов» Чубайса-Немцова-Федорова, а потом и Кириенко — и их советников.
Это были разговоры в том числе и о том, что было бы хорошо, если бы в Думе была партия, которая имеет твёрдое большинство и голосует по всем принципиальным вопросам так, как «мы» ей скажем. В то время это было не так — большинство в Думе принадлежало оппозиции, и принципиальные голосования просто покупались деньгами олигархов, что делало их почти равноправными партнерами Кремля, могущими диктовать условия. И, да, «прекрасная Россия будущего» людьми в правительстве рисовалась примерно как та Россия, которая есть сейчас: олигархи разгромлены и удалены от власти, ключевые компании и активы поставлены под контроль государства, СМИ и пропаганда полностью управляются Кремлем, оппозиция имеет только трибуну, но не возможность влиять на решения, правительство осуществляет реформы и полностью держит в руках экономические рычаги и т.д. Путин потом это все смог — но они уже тогда, за два года до его прихода к власти, уже всего этого хотели, и даже в состоянии были это довольно внятно формулировать.
Почему так важно обязательно иметь твёрдое, в идеале — конституционное большинство в парламенте под прямым контролем Кремля? Именно потому, что время от времени необходимо принимать решения, которые в принципе никогда не будут одобрены большинством граждан, и даже скорее всего вызовут протесты — но тем не менее они обязательно должны приниматься и реализовываться. Если бы такой необходимости не было — в общем-то без разницы, из кого там эта Дума вообще состоит; но вот те самые «трудные» — или, как выразился в речи на съезде Путин, «ответственные», они же «непопулистские» решения — то что обуславливает необходимость сохранять ту политическую конструкцию, которая сейчас есть. И вновь делать ставку на «301 голос».
«Трудные решения» сейчас возникают нечасто, но они все же возникают. Пенсионная реформа — реакция на неё почти дословно та же, как была когда-то на реформы гайдаровского правительства. Но были и другие, и вообще они регулярно случаются — будь то «пакет Яровой», «закон Димы Яковлева» или даже просто запрет курения в общественных местах. Короче, время от времени это самое контролируемое большинство должно голосовать за нечто заведомо антинародное, и принимать на себя весь град пинков и зуботычин от возмущённой общественности — и именно и только это обуславливает столь жесткую за него борьбу, даже в неблагоприятных, как сейчас, условиях.
Все это держится на идее о том, что общество в принципе глупое, оно как малый ребёнок, не знающий своей пользы и сующий в рот конфету — но есть строгая мама, которая конфетку изо рта вынимает, а вместо этого даёт невкусную, но очень питательную и насыщенную витаминами ложку яблочного пюре. И эта мама, в разрезе государства, и есть те немногие, которые знают как надо, они в сущности и есть единственный подлинный субъект власти, а вся остальная институциональная машинерия, включая партии, выборы, парламенты, программы и т.д. — должна стать приводным ремнём для реализации их решений.
Разумеется, эта картина мира может быть атакована множеством разных способов. Во-первых, можно пытаться оспаривать ту мысль, что эти самые «они» и есть тут самые умные, которые только и знают, как надо, и предлагать взамен каких-то других «они»: этим десятилетиями занимаются люди типа Глазьева или Хазина. Во-вторых, можно пытаться сказать, что «люди» не такие уж и глупые, как кажутся, что их можно и нужно убедить, если им правильно все объяснить — это многолетний хлеб разномастных околовластных пропагандистов.
Но все это, в конечном счете, маргиналии. Основная идея остаётся той же: контроль над парламентом — залог успешности экономической политики. Неважно, называется она «политикой реформ» (как в 90-е), или «нацпроектами» и «прорывом», как в 2019 — это именно оно: «знающие» пытаются делать более лучше жизнь «незнающих», стараясь при этом максимально исключить их из процесса выработки и принятия решений как таковых. Ультрапатернализм.
Верхние начальники гонят ЕР «обличать чиновников» или «идти к людям» не от желания услышать критику и вал проблем, а в первую очередь потому, что им нужен ее рейтинг: без него выборы выигрывать проблематично — даже вбросы и административная коррекция работают лишь до тех пор, пока люди «внизу» в общем и целом не возражают против того, что «эти» должны побеждать. Они говорят: делайте что хотите, привлекайте какой угодно «экспертный потенциал» (тоже из сегодняшней речи президента), но нужен рейтинг. Почему? Потому что нужна победа на выборах. Почему? Потому что нужен контроль парламента. Почему? Потому что, возможно, периодически придётся опять реализовывать «трудные решения». Может, конечно, и не придётся, но исключать этого нельзя — а значит, механизм должен быть.
Отсюда вывод — промежуточный. Нет никакого шанса трансформировать наш партийно-политический ландшафт, если не трогать сам базовый меритократический алгоритм, его сформировавший. Вот эту механику, когда в стране есть узкая и полузакрытая группа «знающих», и манипулируемое большинство, которому проще отвлечь внимание, чем научить разбираться в реальной проблематике, определяющей «трудные решения».
Из этой реконструкции понятна даже фантомная боль по утраченной «правой партии» (то, на чем в прошлую кампанию сделал свой мелкий гешефт Титов, а до этого еще много кто каждый раз). «Правая партия» как политический агент нужна чтобы заряжать в паблик «антинародную» повестку — именно чтобы избавить от этой тягостной необходимости саму «партию власти», она же «партия большинства». Должен выходить на думскую трибуну кто-то похожий одновременно на Чубайса, Кудрина и Чикатило, и гнусавым голосом, показывая на экране графики и гистограммы, сообщать, что столько-то неэффективных старушек должны сдохнуть, иначе никак не будет никакого экономического роста. В него вся страна должна азартно швыряться гнилыми помидорами, а «власть» должна быть арбитром и бодигардом, не дающим прямо сейчас разорвать злодея лошадьми. А сейчас в этой трудной злодейской роли, из-за пустоты на этом фланге, вынужденно выступают министры правительства, что, конечно, совсем не айс. Поэтому хорошо бы, чтоб таких все же в Думу, но проблема в том, что за них никто, блин, не голосует.
В общем, вот такое из этого соображение. Если б я был среди тех, кто действительно хочет демонтажа «Единой России» и формирования обычной, равноправной многопартийной системы, начинать надо не с неё самой и даже не с национального лидера — он тоже функция в этом смысле. Начинать надо с фундамента — вот с этой доминирующей меритократической механики. А ее, кажется, никто из борцов не оспаривает и даже не трогает.
И, значит, остаётся только время от времени заменять батарейки.