Догосударственные институты

Потихоньку начинаю готовить лонгрид по вопросу о том, как я понимаю основы конституционного устройства и как в связи с этим отношусь к нашей действующей конституции. Решил выложить несколько разрозненных заметок к этому будущему тексту — в формате «материалов к размышлению».

В культуре сохранилось не так уж много институтов, имеющих догосударственную историю. По пальцам двух рук. Это:

1. Институт личной (не «частной») собственности, как и его производные:

1.1. Институт брака и наследства

1.2. Институт рабства

1.3. Институт меновой торговли (из которой потом вырос т.н. «рынок»).

2. Институт религии

3. Институт суда

4. Институт «народного собрания» (агоры, шуры, веча и т.п.)

5. Институт армии («организованного насилия»).

Последний — несколько на особом положении, поскольку, похоже, сам институт государства как раз-таки вырос именно из него, и в этом смысле армия его своеобразная колыбель. Что до сих пор имеет свои следы — и в титуле «верховного главнокомандующего» у первого лица, и в механике военных переворотов, и в международных правилах войны и мира, и собственно в юридическом понятии суверенитета. Но тем не менее «были времена» (в культурном смысле), когда «армия» уже была, а государства еще не было.

Все эти архаические институты сейчас находятся в глубоком кризисе, который во многом спровоцирован их поглощением «суперинститутом», то есть государством.

1. Институт собственности оказался полностью поглощён государством и государственной правовой системой. Возникли надстройки в виде «частной», «коллективной» и «общенародной» собственности. Но сама суть института глубоко извращена и обессмыслена. Собственность, в пределе — это право на уничтожение; и это естественно, поскольку изначально он вырос из собственности на домашний скот (рудимент этого — слово «капитал», происходящее от capita, то есть скотьей головы). Но сегодня владение расщеплено на «обладание», «распоряжение» и «право передачи», и каждая позиция обременена кучей обязанностей. Можно сказать, что этот институт умер или почти умер, хотя на издыхании небезуспешно использовался в «холодной войне» за умы.

1.1. Институт брака родился на пике патриархатной революции порядка 10 тысяч лет назад и тогда практически ничем от института собственности не отличался: он означал, по сути, право мужчины-патриарха на женщину, а также на все производимое ею его потомство. На том историческом этапе он сыграл огромную положительную роль, тк резко ограничил количество насилия в отношении женщин, а также упорядочил логику наследования собственности. В какой-то момент он был, однако, поглощён полностью институтом религии — вся эта манера «освящать браки на небесах». Потом началась моногамия, потом — «права женщин» и всякая — тогдашняя еще — борьба против домашнего насилия, а в итоге к концу XIX века он внутри религии почти умер и умер бы наверняка, Клара и Роза уже и могилку выкопали, но его «подобрал» и воскресил на какое-то время главный «институциональный хищник» — государство. В новом изводе остались лишь следы от старого — типа традиции женщины менять фамилию на мужнину или феномен «отчества», но внутренне это было уже совсем другое — «равноправный союз» двух опять-таки равноправных граждан, который государство обязуется воспринимать как единое «юрлицо» под названием «семья» и строить с этим «лицом» свою систему отношений. Сейчас уже и эта новая, всего-то сто лет существующая версия трещит и разваливается по швам — например, довольно быстро выяснилось, что это союз не «мужчины и женщины», а кого угодно с кем угодно, и осталось сделать следующий шаг — небинарный брак с неограниченным числом участников любого пола и гендера, и даже не обязательно хомосапиенсов.

1.2. Институт рабства, по крайней мере декларативно, уничтожен и стигматизирован, а кто раньше был замечен — стоит на коленях и кается. Тем не менее, следы его прекрасно живут и сейчас, опять-таки внутри главного «макроинститута» — паспорта, прописка, трудовые отношения и т.д. имеют свой корень именно там. Рабство, в исходной версии, это право собственности одного человека на другого, полное и неограниченное — отсюда и античный термин «говорящий скот». С этим принципом тысячелетиями боролись гуманисты всех мастей, но не только — религиозная формула «раб Божий» для тогдашних, древних людей означала только одно: не имею никакого «хозяина» на земле, ибо мой настоящий хозяин — на небе. В этом была мощная, ныне забытая, освобождающая миссия религии, особенно монотеистической (поскольку монотеистический Бог, в отличие от языческих многих, обязателен к признанию всеми).

1.3. Институт меновой торговли — также производная из института личной собственности. Имеется в виду, что раз у тебя есть что-то — ты можешь это что-то обменять на равноценное, и акт этого обмена — честная сделка. Главная трудность — договориться об этой самой ценности. В поисках технологии оценки и переоценки ценностей человечество изобрело универсальные обменные эквиваленты, в роли которых в конце концов утвердились драгметаллы — редкие, не меняют свойств со временем и не портятся. А потом на этот институт также наложило свою лапу государство, изобретя деньги — первоначально тот же кусочек драгметалла, но с царской печатью, гарантирующей его стоимость. Тем не менее, даже и сейчас следы воспоминаний о том, что рынок — это что-то из древней, догосударственной эры человеческой истории, очень даже живы и сильно влияют на многие процессы сейчас.

2. Религия. У этого института — самая драматичная и неоднозначная история. Осложняет дело тот факт, что на протяжении многих столетий шла отчаянная борьба между двумя «суперинститутами» за первенство, и государство лишь в христианском мире возобладало — а вот в исламском, например, и по сей день не до конца. Именно религия сломала в своё время и Рим, и сасанидскую Персию — главного наследника великих государств древнего Востока. И в какой-то момент сложилась картина мира, в которой карта состоит не из государств, а из религиозных номинаций — христианский мир, исламский мир, миры восточных религий и т.д. Но это было сломано об коленку в Новое время, когда на фоне гибели религий государство взяло реванш — закономерным итогом стали великие революции: английская и особенно французская, а потом и русская с турецкой. Однако по факту государство «сожрало» церковь в христианском мире раньше, в эпоху абсолютизма — примерно по одинаковому сценарию везде, от Лондона и Парижа до Москвы и Петербурга. В исламском мире все было сложнее — султаны до начала ХХ века носили еще и титул халифов, а правовая система еще и сейчас в исламском мире много где шариатская. Но тем не менее сейчас и там идёт своя секуляризация, когда религия медленно, но неуклонно сдаёт свои позиции государству — собственно, именно в этом ось конфликта в сегодняшнем мировом исламе, и только так можно понимать, скажем, историю с ИГиЛом или с нынешним Ираном.

3. Суд. То, что суд существовал как отдельная инстанция и долго сопротивлялся поглощению «большой двойкой» (Религией и Государством), прекрасно иллюстрирует библейская Книга Судей. Но дабы не лезть в столь давнюю историю, можно посмотреть, кем был, скажем, старший Кадыров в чеченском обществе позднесоветских времён. А он и был буквальным аналогом библейского Самуила — независимым судьей, к которому прибегали тейпы в случае конфликтов, и опиравшимся на ту правовую систему, которой они все доверяли заведомо больше, чем официальному советскому законодательству. Основной правовой системой, в которой он действовал, были адаты, и лишь второй, дополнительной, регулирующей не предусмотренные ими случаи, был шариат — отсюда ему важно было быть еще и муфтием. Институт суда умудрился избежать полного поглощения религией на пике ее могущества — несмотря даже на то, что в самом слове «юстиция» и «юриспруденция» содержится имя верховного римского божества — Юс, то есть Юпитер. И, более того, стал источником новой секуляризации — первые европейские университеты, тот же Болонский, выросли из каким-то чудом сохранившихся в Темные века частных школ римского права. В исламе и иудаизме религия запустила в него когти гораздо глубже, но определенные остатки его былой автономии, если покопаться, можно обнаружить и там. А вот против государства, когда оно вошло в силу, устоять оказалось много сложнее. Уже абсолютизм с корнем выкорчевал все, что может быть похоже на частное право, и заменил его тотальным государственным правосудием и правоприменением. Тем не менее именно к этому уголку исторической памяти апеллировал Монтескьё в своей жульнической концепции «разделения властей».

4. Институт народного собрания.Это институт едва ли не самый древний из всех — едва ли не с первобытных пещер. И очень влиятельный когда-то, но по мере роста обществ неизбежно обреченный на угасание и замену разными субститутами, типа «парламентов». Тоже съеден государством и вопхнут в т.н. «систему разделения властей» почему-то в роли «законодательной» власти. Хотя люди с латинским языком в бэкграунде могут еще с пятого на десятое понять замысел — кроме jus, который высшая справедливость от Юпитера (то есть закон, основанный на божественном откровении), был еще и lex (откуда «легальный» и «легитимный») — дословно просто «сказано» — однокоренное с «лексикой» (а в русском политическом языке — «положено»). Вот «сказано» — это значит «сказано на собрании», и все согласились, и с тех пор так и живем. Адаты, между прочим, это тоже «сказано», благо речь о бесписьменной традиции.

5. Армия. То, что институт первого лица государства — собственно «государя» — вырос изначально из роли военного вождя, делает армию особым в ряду этих древних институтов. Имеется в виду в узком смысле институт организованного насилия, предназначенного для ведения войны — оборонительной или наступательной. Если говорить о русской истории, довольно долго, особенно в каком-нибудь Новгороде, роль князя сводилась исключительно к роли военного вождя и главы вооруженных сил, не имеющего никаких других полномочий. Но ведь, если вдуматься, и римский принципат более чем за тысячу лет до этого вырос из консульской диктатуры, а позже, в эпоху «солдатских императоров», армия как раз и выступала в роли главного механизма обновления власти. Собственно, любая армия в любой стране всегда немного беременна военным переворотом, и существует целая гигантская машинерия, предназначенная для его сдерживания, тем не менее регулярно сбоящая: только на нашей памяти военных переворотов было два: в 1991-м (неуспешный) и в 1993-м (успешный), и это не считая ряда менее значимых попыток.