Об Энгельса

Сергей Борисович, уважаемый, продолжает писать об Энгельса. Что ж, напишу об него и я.

Я в целом тоже вот думаю, что если кто и виноват в том, что Маркса «не так поняли», так это Энгельс. С Каутским этим вместе. Несогласен я с обоими. Конгресс, немцы какие-то. А надо…

Главный труд Энгельса в моей личной иерархии — это «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Читал его запоем в своё время. И очень он мне помог, хотя именно в том смысле, что свою «рабочую модель» происхождения этих институтов пришлось строить на отрицании энгельсовой. Не так все было, Фридрих Фридрихович.

Тут надо пояснить, что такое «рабочая модель». У меня нет амбиций философа-институционалиста мирового уровня, способного всерьёз спорить с бородатыми немецкими классиками об онтологиях. Да и целеполагание другое. Во вводной лекции курса Школы стратегического мышления я примерно так объясняю разницу между способами мышления философа и стратега: для философа главное это объяснять мир (ну или, как для некоторых… см. 11-й тезис Маркса о Фейербахе )), для стратега — побеждать. При этом стратег всегда находится в «тумане войны» и в жестких временных лимитах — ему, в каком-то смысле, просто некогда докапываться до сути. Поэтому ему важно иметь под рукой некую схему-редукцию, упрощающую сложность «театра военных действий» до понятного механизма с набором правил, по которым, плюс-минус километр, все вертится — то есть парадигму, опираясь на которую, буквально приняв ее в качестве «рабочей версии», он может строить свои прикладные стратегии. По сути, это инструмент, только немного специфический и сложный; и имеющий, как всякий инструмент, область и границы применения.

Надо сказать, что Фридрих Фридрихович именно это на свой манер и пытался делать с философскими прозрениями Маркса: как человек в своём роде практический, он пытался применить их к конкретным сферам в меру своего разумения. Но получалось это у него как-то совсем начётнически, особенно когда он пытался — а он как раз, в отличие от Маркса, очень даже пытался — лезть в чисто «гуманитарную» зону, то есть в теорию и историю культуры. Здесь, такое ощущение, что недостаток знаний он восполнял как раз верой в механику «всепобеждающего учения».

Почему-то, думая об Энгельсе, я всегда «держу в уме» Вебера — тот, конечно, вёл священную войну скорее с Марксом и «марксизмами», как он их понимал, но по масштабу он был скорее фигурой калибра Энгельса, чем Маркса. И спорил по факту больше с «энгельсовским» марксизмом, причём в общем-то с правильной стороны — показывая явные пробелы в представлениях о человеке и обществе, которые лежали в основаниях марксистской картины мира. По сути, главное возражение, с которым Вебер вошёл в историю — что религия это нечто более сложное, чем просто один из механизмов классовой эксплуатации, изобретённых сильными мира сего во время оно; ее нельзя сводить к «опиуму для народа». Но это очень уязвимая позиция — «ребята, сложнее всё».

Моя же главная претензия к энгельсовскому «Происхождению семьи…» — это… порядок слов. Пиши про это книгу, расположил бы так: происхождение отношений собственности, рабовладения, брака и государства. Именно в таком порядке. Собственно, в «рабочей модели» они все и есть разные «ипостаси» одного и того же института — института собственности. Но это, что называется, долгий разговор.