Формула свободы

В пятницу меня спрашивали коллеги — чего грустный ходишь? Проблемы какие-то? А я им такой: да ну, какие проблемы, одного сегодня вон вообще распяли, а я так, репу хожу почёсываю.

А так — не грустный был, а задумчивый. Пересобирал в голове метафору изначального Песаха по отношению к нашему Воскресению.

Контекст такой. Я уже писал где-то, что значила тогда, три с половиной тысячи лет тому назад, формула «раб Божий». В те времена каждому было понятно: у любого раба — только один хозяин. И в этом смысле — и в этом была ключевая революция в сознании — «раб Божий» буквально означало «свободный человек», то есть ничей не раб из живущих на земле — включая, в первую очередь, Фараона.

Исход из «египетского рабства» — это было одновременно действием религиозным и политическим; причем без четкой границы между первым и вторым. Напоминаю, фараон в Египте обожествлялся; и в этом была религиозная логика Исхода — но она же одновременно и политическая; путь настоящего, полного и окончательного освобождения. Не только «ты нам больше не царь», но и «ты нам больше не бог».

Иисус своей жизнью и проповедью (до распятия) дал новое дыхание этой линии — с этим его «царство мое не от мира сего». Можно это понять так, что он этой фразой себя манифестирует царем этого самого параллельного, неотмирного царства; а можно и так, что никаким не царем, а просто «гражданином» — «мое» царство не в смысле «я там царь», а в том, что «я ему принадлежу»; и, соответственно, в логике Исхода, не принадлежу ни одному из земных царств, включая, собственно, Римскую Империю. Кстати, само по себе «подрыв устоев», более чем достаточно для высшей меры.

Но сюжет Воскресения поднимает ставки намного выше. При подстановке в формулу Песаха в роли Царя, Фараона и т.п. оказывается сама Смерть — такой «царь», перед которым ничто все цари земные — а, может, даже и боги. Слово «смертный» — это про каждого из нас. А тут вдруг — о том, что и из этого «египта», оказывается, можно уйти.

Причём за прошедшие с тех пор две тысячи лет мы так и не поняли, как именно. Он улетел, но обещал вернуться. А больше с тех пор все только умирали, никто не воскресал. А в какой-то момент, если верить герру Ницше, даже Бог — и тот умер. В смысле, уже не сын, а папа. Так это или не так — каждый понимает на свой вкус, но ключевое именно в христианской версии Пасхи — сама идея, что смерть, вообще-то, тоже можно победить.

Все эти века с тех пор развивалась теория о том, что вот, тело-то смертно, а душа нет, и победа над смертью — она только в этом смысле: жил правильно — душа получает после расставания с телом вечную жизнь, жил неправильно — вечную смерть. И дальше — многие века кровавого вселенского мордобоя на предмет того, как именно правильно жить и во что именно правильно верить. Но, жестко говоря, а можно ли вообще считать всю эту мутноватую заплачку про «душу» адекватным рецептом победы над смертью? Натяжка на натяжке и допущение на допущении.

Рационалисты-сциентисты пошли другим путём — а давайте, не заморачиваясь, попробуем найти рецепт биологического бессмертия именно тела? Ну или, если уж это совсем никак, хотя бы «засейвимся» на флешку и будем произвольно менять оболочки по мере их обветшания — как завещали нам еще древние братья-индусы. Но ни в том, ни в другом треке тоже пока заметных успехов не наблюдается. Тушка как была, так и остаётся запрограммирована рано или поздно самоуничтожиться, а корректно извлечь из нее своё «я» на другую физическую платформу тоже пока вроде бы не представляется возможным, несмотря на все достижения передовой науки. Просто потому, что наука пока и близко не подошла к объяснению того, что такое и как устроено это самое «я» у человека разумного.

Есть еще третий путь — «расслабиться и получить удовольствие». Ну то есть переописать смерть не как ужас-ужас и конец всему, а как — ну и норм, отмучился и счастлив. Примерно в эту сторону пошли товарищи буддисты и прочие любители «духовных практик». Но меня как-то в ту сторону ну совсем не тянет: мало того что помирать, как ни крути, все же неохота, а еще и промывать самому себе изо дня в день мозги, затачиваясь на то, что жизнь боль и ну ее нафиг, такую жизнь — это какой-то законченный мазохизм, пусть даже ради большой цели избавиться от экзистенциального ужаса смерти.

Короче, у меня вывод такой. У нас часто в связи с Днём космонавтики пишут что-то вроде, «прости, Юра», а я вот по случаю Пасхи готов написать где угодно «прости, Господи». Что мы за целые две тысячи лет так и не поняли, что именно Ты имел в виду, когда сказал нам, что смерти нет и что ее можно победить.

Но — не оставляем надежды. Мне кажется, в данном случае именно это главное.