Алексей Чадаев Наблюдения, замечания и предложения
Один из любопытных осколков тех ещё, начала 80-х, поисков диагноза и рецептов — та достаточно развитая и стройная система взглядов, которую и по сей день развивает глубоко уважаемый мной С.Б.Чернышев. Начало ей как раз и было положено в результате общения группы тогда очень молодых физтехов с большими начальниками из ЦК и Лубянки, которые ставили весьма нетривиальную задачу: попытаться описать получившуюся советскую экономику и общество в категориях марксистской экономической и политической теории. Ибо, как мы понимаем, когда бородатые классики свою теорию создавали, СССР ещё не существовало. Ну и с самого начала никто даже и не пытался ставить под сомнение тот факт, что строительство социализма в Советском Союзе идёт строго по заветам этих самых классиков. Новизна подхода состояла в том, чтобы это утверждение не то чтобы усомнить, а хотя бы попросту честно проверить. «Мы не знаем страны, в которой живём».
Физтехи есть физтехи: нарисовали сложнейшую трояковыпуклую модель, в которой не то что без поллитра, а без полугода свободного времени не разберёшься, с кучей всяких там матриц, слоёв и разных институциональных заморочек. Но «на выходе», что называется, пришли к ряду любопытных умозаключений, вполне себе доступных человеку без трёх высших образований и пяти учёных степеней. Не буду даже и пытаться излагать их в режиме «для чайников», ибо рискую получить по шее и от бородатых классиков, и от ныне живых и даже сохранивших до сих пор привычку бриться. Интересующиеся могут глянуть книжку С.Платонова «После коммунизма» — там в первоисточнике, без искажений моего восприятия. Но одну мысль, важную в контексте моей «рабочей модели», у них всё же утащу.
Теория, вкратце, такая. Любые общественные институты возникают как способы снятия противоречий, возникших на соответствующем историческом этапе. С самых древних времён: условно говоря, неолитические пращуры вечно били друг друга костями мамонтов и каменными рубилами по головам, выясняя, кому вести в кусты очередную праматерь — пока не возник институт брака, который «закрыл вопрос»: привёл к алтарю богов — всё, твоя. Примерно так же и с институтом собственности: пока всё было ничьё, вечно висела угроза «войны всех со всеми», а как придумали, что неодушевлённые предметы тоже, как и праматери, могут кому-то конкретному принадлежать и это есть признаваемое всеми право — драка в целом закончилась. И так далее.
Но из этого следует, что любое следующее решение основано на наборе предыдущих, и они им в общем-то не отменяются, а как бы уходят «в фундамент», в базу. И, значит, невозможно прыгать через этапы и волюнтаристски упразднять предшествующую форму до тех пор, пока не снял соответствующий конфликт. В этом смысле — радикальный тезис — общественная и, далее, коммунистическая собственность может возникнуть только там и тогда, где и когда корректно решён вопрос с собственностью частной. А, соответственно, плановая экономика может возникнуть только на базе хорошо развитой и нормально работающей рыночной. Советский же коммунизм, директивно отменив и то, и другое, загнал нас в дурацкую ситуацию строительства здания «начиная с крыши»: не может состояться общественная собственность там, где вообще никакой нет. И план, в свою очередь, строиться должен «поверх» рынка, а не _вместо_ него.
Изящное решение состояло в том, чтобы, извернувшийся ужом, попытаться построить рынок, частную собственность и капитализм прямо «внутри» уже существующей планово-коммунистической надстройки. Сейчас, в 20-е годы XXI века, мы уже знаем, что это не такая уж и утопия — см.опыт китайских товарищей. Но тогда…
У нас, кстати, этот план тоже в итоге отчасти сработал. Капитализма, конечно, не построили. Но капиталистов, в количестве, произвели — методами самой что ни на есть плановой и командно-административной модели: просто взяли и назначили миллиардерами тех, кто у начальников образца 1994-95 годов в приёмных тёрся. Ну, то есть, в общем — it works!
