Я начинаю публикацию серии итоговых новогодних текстов, и мой первый текст — об отчаянии.
Я не про себя. У меня всё более-менее неплохо, грех жаловаться. В числе достижений этого года — долгожданная возможность не работать и наслаждаться бездельем какое-то время, чем и занимаюсь с октября месяца. Но.
Один мой друг вышел из окна на пятом этаже. Другой — шагнул с крыши. Ещё один, пусть не очень близко, но знакомый — ну, это все знают — вышел голым с балкона на Тверскую в сотне метров от моего офиса. Ещё один бросил всё и уехал за границу без гроша в кармане, где теперь пытается начать новую жизнь с нуля. Сразу несколько сели на какие-то суровые антидепрессанты. Ещё трое, совсем недавно вполне благополучных и социально успешных, пишут мне отчаянные письма — помоги, больше не к кому обратиться. И это всё буквально вокруг, на расстоянии одного звонка или клика.
Шит.
Помню, полтора года назад, когда только грянул первый ковид-карантин, я, прилетев последним перед закрытием авиасообщения рейсом с Кубы, каждый день садился в машину и, отмахиваясь какими-то мутными корками от проверяльщиков, прорывался по пустой Москве в пустой офис. Где мы, четверо оставшихся самоназначенными «дежурными» в период всеобщей самоизоляции, истово потребляли привезённый мной с Острова Свободы ром, под завывания ездящих вокруг по улицам ментовских матюгальников: «граждане, оставайтесь дома, не ходите на улицы…» Один из той четвёрки как раз и вышел из окна несколько недель тому.
Главная мысль, которую мы обсуждали тогда, была в том, что ковид — это ведь не только про кровь, лёгкие и иммунную систему. Это ещё и про психологическое здоровье социума — резко повысившийся риск массового помешательства: «у нас масочный!» Уже тогда начали появляться первые данные, что ковид это ещё и нейровирус, оставляющий в виде долгосрочного пост-эффекта суровые проблемы с психикой. Лишь усугубляемые всей этой активностью начальства — маски, перчатки, «социальная дистанция», обладание биологическим телом как состав преступления per se, а теперь вот ещё и вакцинация.
Я ковидом так и не болел ни разу, тьфу-тьфу, хотя все знакомые и близкие хотя бы по разу да. Не будучи ни ваксером, ни антиваксером, я ленился прививаться, но всё же укололся спутником в октябре-ноябре — просто потому, что в некоторых регионах перестали пускать в гостиницы без куар-кода, и это оказалось в итоге меньшим геморроем.
Но вот сейчас, сев фактически на добровольную самоизоляцию — ну, именно в порядке длительного отпуска — я понял вот что. Новый ковидный мир — это резкий перебаланс уклада. Падает значение «третьего места», растёт значение «дома», он же с недавних пор и основное «место работы». И это невероятно бьёт по людям в первую очередь социальным — по тем, для кого частная жизнь всегда была на втором месте по сравнению с жизнью в обществе. В том числе — по писателям, мыслителям, художникам, журналистам, активистам, по всем, кто не может долго находиться один в четырёх стенах. Опять же, я — могу; причём годами и без особого напряга; но я патологический интроверт.
Прошлым летом был такой небольшой закрытый, почти квартирный, концерт Хелависы. Для неё — первый после полугода перерыва. И у Натальи дрожал голос, когда она говорила со сцены: «давайте очень осторожно порадуемся, что мы всё ещё можем петь наши песни».
Вот такое у меня и будет пожелание ко всем в следующем году. Давайте очень осторожно порадуемся, что мы всё ещё можем петь наши песни.
С наступающим!