Новое

Немного о канализации

В порядке задела на будущее — буду изредка кусками постить некоторое количество ессеев о разных аспектах коммунальной инфраструктуры. А то мало ли, сошлют в какую-нибудь Пензу ;-) Да и надоело, честно говоря, кормиться одним эфирным.

Начну с канализации — как темы наиболее близкой и, без преувеличения, семейной.

start of ‘семейный дыбр — можно не читать’—

Моя покойная мама, после седьмого класса уехавшая из родной деревни в Воронеж поступать в техникум, не очень понимала, чему именно она дальше хочет учиться. Хотела на парикмахера, на врача… вот последнее-то её и подвело. Потому что различить слово «медицинский» от слова «санитарно-технический» в деревне было некому. И лишь на третьей неделе обучения, когда их завели в комнату и показали унитаз, она наконец обнаружила, кто такой «сантехник», которым ей по окончании обучения предстояло стать.

Но она хоть и расстроилась, бодрости духа не потеряла ;-)) После техникума, получив корочку слесаря 3-го разряда, поступила в строительный институт, на факультет водоснабжения и канализации, и стала в итоге инженером-проектировщиком. Способным спроектировать систему очистных сооружений водопровода и канализации для города с населением в сотню-другую тысяч человек.

При этом её полезным качеством именно как инженера было то, что она, научившись сперва орудовать разводным ключом, и уж только потом придя к кульману с ватманом, хорошо понимала, как изображамое ею на чертежах будет выглядеть (и работать) в жизни. Отец, инженер и сын инженера, учившийся сразу на инженера после общеобразовательной десятилетки, этого полезного свойства лишён и потому — чистый теоретик: с полётом инженерной фантазии, но неважной привязкой к реальности.

Они работали вместе, часто дома. Моё детство прошло в слушании их производственных споров: отец предлагал сложные и элегантные проектные решения, а мама выступала своеобразным ОТК «от жизни», которое делало поправку не только и не столько даже на расчёты и формулы, сколько на ненадёжные насосы, недовёрнутые болты и криворукого эксплуатационника дядю Васю. Системы очистных сооружений, спроектированные ими в 80-е, работают до сих пор без единой аварии — несмотря на перманентное «тестирование предельных режимов эксплуатации» в последние двадцать лет.

Ну и детей маленьких подняли — без отрыва от производства.

Совсем уж личное. Девяносто первый год — момент, когда у них всё это кончилось. Отчасти по семейным причинам — в семье одни похороны за другими, свалившаяся на руки парализованная бабка, целый ряд катастроф помельче. Но главное — рухнувшая система, выбросившая их на обочину именно как профессионалов. И вот этот невероятный для меня парадокс — люди, способные работать на масштабе проектирования инфраструктуры для городов-миллионников, оказались перед необходимостью добывать пропитание выращиванием картошки на деревенском огороде.

Именно это предопределило мой выбор сферы деятельности. Я — потомок инженеров, и по типу мышления именно инженер, по-другому быть не может. Но именно тогда, в 91-м, я впервые задумался о том, что базовая инфраструктура нашей реальности — политическая и социальная; именно она «предлежит» всем их трубам, колодцам и насосам, что бы там ни врали марксисты про базис-надстройку. И лишь несколькими годами позже окончательно сформулировал для себя свой путь: стать политиком, оставаясь инженером. Именно затем, чтобы мои потомки когда-нибудь смогли вернуться в семейное дело, но так, чтобы их никогда не постигла та катастрофа, которая обрушилась на моих родителей. В этом — основа моего кредо профессионального контрреволюционера.

И пусть кто-нибудь только попробует сказать, что это — «слишком маленькая ставка».

end of ‘семейный дыбр — можно не читать’ —

Итак, собственно по теме.

Главная трансформация ХХ века — это вовсе не смена капитализма на коммунизм и обратно. Это радикальный переворот в бытовом укладе, изменивший до неузнаваемости само представление о стандартах качества жизни. Коммунальные блага, такие как горячее и питьевое водоснабжение, водяное отопление, централизованные канализация и мусоросбор — одна сторона этой медали; на другой стороне — блага социальные, вроде массового образования (сейчас всеобщим по факту становится уже не только среднее, но и высшее) и медицинского обслуживания (триада «первая помощь — поликлиника — стационар»). Отдельной строкой идут коммуникации: дороги, связь, общественный транспорт. И — основа основ всего жизнеобеспечения — энергосети.

Все эти сложнейшие системы, коими мы пользуемся практически «не глядя», на самом деле невероятно дороги и в строительстве, и в эксплуатации. Территория, инфраструктурно развитая до соответствия базовым требованиям коммунального и социального комфорта, сама по себе уже стоит диких денег ещё до того, как вы вообще начнёте на ней что-либо строить. Плюс к тому, такая территория, будучи уже развитой, ежемесячно сжирает огромные средства на её поддержание в таковом состоянии. Причём безотносительно к тому, пользуется кто-либо всем этим счастьем, или нет; и если да, то сколько их, этих пользователей.

Централизованная канализация — наиболее яркая иллюстрация к этому тезису.

Любая семья ежедневно «производит» несколько кубометров грязной воды. Мы моемся сами, моем посуду, стираем бельё, смываем мочу и фекалии в унитаз — тратя на каждый смыв три-пять литров водопроводной (т.е.очищенной до питьевого качества(!)) воды. Вся эта вода, вперемешку с органическими (физиологические отправления, остатки пищи с посуды и т.д., вплоть до туалетной бумаги) и химическими (бытовая химия) веществами стекает вниз самотёком сначала по внутридомовым трубам, а затем и по крупным коллекторам к насосам. Насосы перекачивают эту воду по трубам большого диаметра к главной насосной станции (размещаемой, как правило, в самой низшей точке городского рельефа, и вдобавок ещё заглубленной для экономии насосных мощностей). Оттуда сточные воды идут по магистральному коллектору уже на очистные сооружения.

Очистные — узловой пункт всей схемы. Их задача — сделать ту воду, которая на них поступает, пригодной для сброса в наземные водоёмы. Для этого вода проходит несколько степеней очистки — первичной (т.е. грубой), биологической, химической и снова «физической», но уже тонкой. Непременными элементами очистных сооружений являются решётки (выполняющие роль фильтров грубой очистки), первичные отстойники (оставляющие на дне всё тяжёлое), метантенки или их аналоги (там происходит биологическая обработка воды — специальные культуры «активного ила» перерабатывают содержащиеся в воде фекалии), вторичные отстойники (абсорбирующие уже продукт деятельности активного ила), песколовки (выполняющие роль фильтров тонкой очистки) и разнообразные системы обеззараживания и/или глубокой очистки воды.

Получаемая на выходе вода по своим основным параметрам не должна принципиально отличаться от воды в той реке, куда она в конечном счёте сбрасывается. Если город стоит слишком далеко от крупных рек — значит, необходимо организовывать дополнительно систему перекачки уже очищенных стоков к водоёму назначения. А значит — опять трубы и опять насосы.

Энергоёмкость всей этой системы — гигантская: одни только фекальные насосы, которые должны «на силу» прокачивать вязкую сточную жидкость по трубам большого диаметра, жруг мегаватты электричества; но это ничто по сравнению, скажем, с системой вентиляции иловых площадок; при том, что перебои в энергоснабжении этой системы сопоставимы по последствиям с «козлом» в сталелитейном производстве. К слову, когда в Москве случился «блэкаут» им.подстанции Чагино, основным страхом руководства Мосводоканала было именно это — многомиллиардной суммы, необходимой для аврального перезапуска городских очистных сооружений, взять было неоткуда. «Пронесло».

Понятно, что кроме воды, предназначенной для сброса в водоёмы, очистные сооружения в диком количестве производят «осадок» — то, что остаётся после очистки. Что с ним делать? Корректных решений этой проблемы в мире практически не существует. Ещё каких-нибудь тридцать-сорок лет назад, когда содержание разнообразной химии в структуре хозбытовых стоков было невелико и однообразно (считай, только мыло), осадок после дополнительной (длительной и дорогостоящей) обработки можно было вывозить на поля и использовать в качестве удобрения — но прочно вошедшие в нашу жизнь «фруктисы», «тайды» и «фэйри» принципиально уничтожили эту возможность. То есть речь идёт о миллионах и миллионах тонн вонючей, ядовитой кашеобразной субстанции, которую можно только захоранивать — причём так, чтобы она не соприкасалась ни с источниками питания водоёмов общего пользования, ни тем более с грунтовыми водами, из которых кормятся наши водопроводы.

Ещё одна, в историческом масштабе новая, но крайне тяжёлая проблема — нефтепродукты в сточных водах. Улицы наших городов оборудованы т.н. «ливневой канализацией», смысл которой — с одной стороны, максимально быстро убрать с асфальтированных улиц дождевую воду, а с другой — не допустить попадания этой воды, вместе со всем тем, что она смывает с автомобилей и дорожного покрытия, в наши реки и озёра. По факту, эта вода обычно попадает в ту же самую общегородскую канализацию, что и хозбытовые стоки. Но это — вода с огромным содержанием нефтепродуктов, на которые старые очистные сооружения попросту не рассчитаны; и доля их всё время растёт, по мере автомобилизации городов. Ещё хуже — снег, убираемый зимой с улиц: куда его девать? При том, что там — не только нефтепродукты, но и вся та пакость, которой поливают улицы, дабы не допустить их обледенения.

К слову, одна из последних «доперестроечных» разработок отца — это установка для очистки нефтесодержащих стоков, рассчитанная на крупные, мегаполисных масштабов объёмы воды; он вместе с группой разработчиков получил на неё авторское свидетельство в 89-м, а уже в 91-м практически все остальные участники этой группы оказались кто в Израиле, кто в Германии, кто в Штатах, а кто — в земле сырой; система же в промышленное производство так и не пошла.

Но даже успешное решение этой задачи в конечном счёте лишь усугубит главную проблему: что делать с осадком? Конечно, его можно и нужно сушить — это в разы уменьшает и его массу, и объём. Для этого существуют различные решения вроде фильтр-прессов, но их слабое место — отсутствие дешёвой и несложной «логистики» работы с осадком; кроме того, все эти системы невероятно капризны в эксплуатации, они требуют постоянной замены изнашивающихся частей.

Поэтому, как правило, руководство городских водоканалов предпочитает с ними не связываться, предпочитая постоянный привычный геморрой с большими объёмами жидкого осадка. Который, в конце концов, можно на крайний случай и прямо в речку спустить в обход очистных, забашляв предварительно «контролирующим инстанциям» — как правило, так и делают. Вскрывается это лишь позже и по косвенным признакам: например, когда в находящемся ниже по течению городе вдруг ни с того ни с сего резко вырастает заболеваемость гепатитом.

Вообще, под углом сложившегося у нас «бюджетного федерализма» канализационная тема выглядит довольно-таки грустно. Ни бюджеты муниципальных образований, ни даже бюджеты регионов не тянут инвестпроектов такого масштаба, как строительство или «апгрейд» системы очистки сточных вод для крупного города. Однако и никакой федеральной структуры, которая могла бы взять на себя эту миссию в общестрановом масштабе, не существует. Регионы выкручиваются, привлекая «частных инвесторов» — как правило, крупные иностранные компании. Которые, в свою очередь, увязывают в инвестконтрактах своё участие с определёнными технологическими решениями — грубо говоря, навязывают своё же оборудование. Понятно, что в таком раскладе у российских компаний, производящих технологии и решения для очистки сточных вод, шансов нет; никакой ценовой демпинг их не спасает.

Наши производители используют единственное оставшееся у них конкурентное преимущество: короткая дистанция до чиновников, принимающих решения. Пока что единственным механизмом, блокирующим полную гибель этой отрасли на родине, является заурядная связка «кумовство+коррупция». Разумеется, ресурсные возможности иностранцев в плане подкупа ЛПР-ов существенно выше, но в плане «как зайти» и «как оформить» наши пока ещё ловчей; тем и выживают. Но в ситуации, когда у региона или муниципалитета тупо нет денег на постройку очистных сооружений или перекладку коллекторных сетей, заноси — не заноси, это ничего не изменит.

Единственный реалистичный выход состоит в том, чтобы заложить в схему межбюджетных отношений между центром и регионами целевые трансферты, предназначенные именно на такого рода инфраструктурные инвестпроекты. Обременив их трату рядом условий, одним из которых должно быть преимущественное использование отечественных технологических решений и производимого в России оборудования. Тогда у региональной власти будет выбор: либо работать с иностранцами за их деньги (которые они потом возьмут с приварком в процессе эксплуатации), либо же работать с нашими — но тогда за деньги федерального центра.

Следующей темой, думаю, будет водопровод и горячее водоснабжение.

P.S. А это я, сидящий в кафе у подножия Эльбруса и пишущий эти строки:

Азау

[fbcomments]

About Алексей Чадаев

Директор Института развития парламентаризма