У приличных — очередной приступ сурковомахии. Морозов шарашит дуетом с Гонтмахером арию Бездомного из «М&М». Особенно про Канта и Соловки проникновенно выходит. На подпевках — Филя Леонтьев с жирной треш-конспирологией.
Реагировать бессмысленно — это биологическое. Обиженные вопли покусанных самцов павианьей стаи — мол, самец-лидер забрал всех самок и знай себе без нас размножается. Но в происходящем есть детали, которые у меня вызывают тревогу.
Речь вот о чём. Года три-четыре назад я участвовал в подготовке нескольких служебных записок под общим грифом «вторая партия власти». Мы анализировали конфликты в региональных отделениях ЕР, составы списков, расклады в разных губерниях и пришли к неутешительному выводу: в партию в регионах слились все «серьёзные люди», межклановые разборки, ранее оформлявшиеся как межпартийные, перешли на внутрипартийный уровень. А поскольку цивилизованных инструментов конкуренции внутри партии нет, то завтра пацаны-однопартийцы попросту примутся друг друга стрелять. Решая вопрос о том, кто в данной конкретной берлоге главный медведь.
А значит, писали далее мы, нужна хотя бы ещё одна политическая сила, в которой не западло было бы участвовать серьёзным пацанам. Политпартии — КПРФ, ЛДПР, СПС, Яблоко и т.д. таковыми не являются: серьёзному пацану корчить из себя убеждённого яблочника или верного жириновца и глупо, и «неэффективно»: и братва не поймёт, и Москва тоже не поймёт. Нужна ещё одна структура, в которую можно было бы собрать всех лузеров межэлитных региональных войн, дав им надежду на реванш.
В итоге возникла «Справедливая Россия», в том виде, как мы её сейчас имеем.
Глядя на то, что с ней в итоге получилось, я, признаться, хватаюсь за голову. И понимаю, что трижды правы были те apparatchiks, которые нашу идею «второй партии власти» тормозили как могли. Их аргументы походили на риторику схоластов в средневековом университете: ещё одна ПВ — это нарушение «доктрины о единстве и неделимости админресурса». А наказание за сей грех — возникновение зловредного и опасного «пространства разводки», которым немедленно и с вящей выгодой для себя воспользуется всякая сволочь. Так, в сущности, и вышло — разве что вред в итоге удалось минимизировать, но, признаться, больше благодаря инерции и рефлексам аппарата.
Но это дело прошлое. А вот то, что происходит сейчас, содержит в потенциале более серьёзную проблему.
Думаю, не выдам большого секрета, если скажу, что сейчас есть генеральная линия на стимулирование и развитие разного рода многопартийности и многопартийной жизни. Думские миноритарные партии больше не изгои, а равноправные партнёры по диалогу, дебатам и т.д. Монополия ЕР на информпространство провозглашена пережитком прошлого и всячески сокращается. И это — сигнал, которого не могут не слышать региональные элиты.
Три года назад я бы, наверное, радовался. Сейчас же смотрю на это не только глазами околовластного интеллектуала, но и глазами apparatchik’ов. И вижу угрозу — даже не режиму, а стране.
Что такое ЕР эпохи «стабильности»? Как ни странно, ответ содержится в названии партии. Это — механизм сохранения государства единым, т.е. целым и неделимым. Механизм, формировавшийся в критический момент, когда страна была в шаге от распада — я имею в виду 99-й. ЕР — пароль, означающий консенсус власти на месте и власти в центре. Губернаторы получили универсальную машинку для гарантирования результата на любых выборах (а значит — и прочности власти) у себя в регионе, центр взамен лишил выборности (т.е. превратил в чиновников) их самих. Сделка крайне непростая, компромиссная, обе стороны много чем жертвуют (регион — самостоятельностью и спецификой, центр — денежными потоками и возможностью прямого, неопосредованного участия в местных делах).
Если сильно упрощать, ЕР это такая контора, посредством которой всех этих местных князей — от племенных баев до конкретных пацанов — наняли. И она, тем самым, была и остаётся формулой их лояльности нанимателю.
Но теперь, когда многопартийность — новый кремлёвский тренд, роль ЕР как механизма давления на князей неизбежно снизится. Наоборот, губеры, хозяева ключевых предприятий, лидеры нацобщин и т.д. примутся шантажировать партийное руководство процентным результатом. И в итоге бабаи либо полностью заберут под себя местное отделение ЕР, лишив центр возможности как-то влиять на происходящее в нём, либо разложат яйца во все партийные корзины и получат сразу несколько контрагентов в Москве — т.е. опять же станут единовластными хозяевами положения. Чем это грозит, думаю, понятно.
Собственно, Рахимов с его тремя курицами — просто флагман данного процесса, записавшийся на старости лет в отморозки по той простой причине, что оказался зажатым в угол. Но процесс уже идёт, и симптомы его видны в самых разных уголках нашей родины. Хорошо, конечно, что за наезд на партию вынесли ногами вперёд мурманского губернатора Евдокимова — это, по крайней мере, окоротило резвых; но надолго ли?
Почему ослабление ЕР на уровне региональной политики — это плохо? Здесь и начинается та реальность, которой не видят «приличные» — как не видели и в 89-90, с известным для себя итогом. Смысл в том, что «свободное» поле власти, образующееся после того, как его оставляет центр, захватывают вовсе не кружки блогеров, рассуждающих об обустройстве России в промежутках между игрой в петанк. И не гражданское общество, возглавляемое ведущими экспертами по социальной политике. И даже не партии с их пусть насквозь продажными, но всё же публичными вождями. Власть берут те, кто уже на момент возникновения поля обладает необходимыми возможностями для его захвата.
Собственно, мораль. Политический контур системы (она же морозовская «сурковщина») — не просто защитный механизм, предохраняющий «экономику от политики», а такой механизм, который фактически удерживает на себе связность пространства страны в условиях непостроенного, несостоявшегося конституционного федерализма. Временная подпорка под накренившуюся, лишённую прочности конструкцию. Понятно, что она не может существовать вечно. Но обсуждается почему-то не то, как укрепить саму конструкцию, а то, как выбить из-под неё эту подпорку.
Дети перестройки, чего уж там; по-другому не умеют. Что ж, мой ответ такой: хуй вам, а не Беловежская Пуща.