Основная метафора книжки Павловского — Россия как «подпузырь» того самого финансового «сверхпузыря», о котором говорит Сорос. Нефть — это никакое не «сырьё», а одна из мировых резервных валют, и, научившись играть на ней в большую финансовую игру, путинская система обрела свой специфический интерфейс встраивания в глобальную миросистему, а через это — и гарантии существования, в чём-то покрепче «ядерного чемоданчика».
Финансиализированный капитализм — это уже не тот капитализм, который мы знаем что по марксистским, что по классическим либеральным учебникам. Это мир, в котором сам по себе «капиталист» оказывается примерно в том же положении по отношению к финансовому гегемону, в котором марксов «пролетариат» всегда был по отношению к «капиталисту». Капиталистический способ производства уже сам выступает «рабочей силой» для финансового «хозяина», который совершает следующую итерацию присвоения «прибавочной стоимости». Всё или чуть менее чем всё из того, что предприниматель «присвоил» в процессе эксплуатации рабочего, финансовый левиафан забирает себе, эксплуатируя предпринимателя в обмен на право пользования главным «сверхсредством производства» — финансовым ресурсом.
Соответственно, путинская Россия — это никакой не «петростейт», не «нигерия», хотя и активно косит под таковую. Это один из мировых кошельков, пусть не самый главный, но значимый. Слово «Путин» — это пароль для системы страхования рисков, в уолл-стритовском смысле слова. Никакое «производство» уже больше не нужно — пусть этим занимаются китайцы, малайцы и прочие, кто умеет. Мы будем производить Путина, накачивая его «нефтью» (которая на самом деле есть просто превращённая форма денег) и хеджировать им риски, пожиная законную ренту и даже отчасти делясь ею с согражданами, попутно поддерживая в них иллюзию, что они всё ещё занимаются чем-то полезным. Но это (вместе со всей архаичной машинерией «демократии», имитационной или реальной, уже не важно) — не более чем обременение инвестконтракта, которое, по логике бизнеса, желательно бы минимизировать. В этом смысле недавняя речь Кудрина о необходимости «отделить политику от финансов» является наиболее откровенным манифестом такого brave new world: «большие деньги любят тишину». То, что Капустин в РЖ описывает как многовековую борьбу «капитализма» с «демократией», теперь уже — винтаж, пригодный разве что для учебников истории: финансовый гегемон в равной степени срать хотел и на то, и на другое.
Более того: если, скажем, у Ленина государство — не более чем орудие эксплуатирующих классов, то теперь всё обстоит ещё круче: государство — верный слуга этого нового гегемона, от имени которого оно теперь «пасёт» вчерашних эксплуататоров заодно с эксплуатируемыми.
Та самая «путинизация Запада», об угрозе которой с немалой долей истерики «художестенно свистят» ((с)ВВП) европейские левые интеллектуалы, де-факто уже свершилась. «Трахнул две страны и одну горничную» — говорили недавно про Стросс-Кана; но здесь же и ответ про «третий срок» и «рокировку» — в том самом милом сюжете про французских инвесторов, вкладывающих деньги в строительство горнолыжных курортов на Северном Кавказе. Список стран и горничных прилагается.
Сервильная экономическая теория приучила нас к мысли, что цикличность кризисов в порядке вещей; раз так, почему бы не упорядочить машину производства кризисов, приспособив её для извлечения гешефта? Если какие-то там соросы-баффеты этот финт проделывают много раз из десятилетия в десятилетие, уж мы-то всяко справимся не хуже. Главное — понять, что кризис случается даже не при остановке роста, а лишь при некотором его замедлении — почти малозаметном, но всё же достаточном, чтобы предъявлять «деривативы» к оплате. А уж управлять мировой повесткой, создавая «события» ad hoc — это и вовсе шпане, типа Басаева или Бин Ладена, было вполне себе по плечу. Спасительная катастрофа, «продуктивная ошибка», кладж — вот основной инструмент управления миром фондовых индексов и кредитных рейтингов.
Иными словами, «большое правительство», «народный фронт» и «конь Долбак» — это выходы клоунов в балагане инфотейнмента, а вовсе не симптомы кризиса системы или её болезней. С ней всё в порядке; просто, пуская пузыри, она стремится делать их как можно более радужными. То, что за цветовую гамму пока ещё отвечают специалисты по оттенкам серого — не более чем рудимент «здорового консерватизма» людей, всё ещё по советской привычке переводящих в уме импортное слово «gay» как «пидарас»; но не сегодня-завтра им, наконец, подсунут книжку товарища Флориды и они просекут, что теперь это принято именовать «креативным классом». Собственно, уже просекли — иначе что бы делал Марат в «большом правительстве»?
А значит, недалёк тот день, когда, как после Вселенского Потопа, над миром воссияет радуга.
Цифровые коммуникации сыграли злую шутку, сделав балаган тотальным и всеохватывающим. Теперь из него невозможно никуда уйти — он достанет тебя из любого утюга, лишь бы в нём имелся положенный ныне по уставу жидкокристаллический дисплей. Большой брат не будет следить за тобой, это излишне — вместо этого он будет показывать тебе фокусы и рассказывать анекдоты, лишь бы ты и дальше смотрел в экран, не отрываясь. Более того: экран стал двухсторонним — это называется «интерактивность», ну, или, в терминологии Д.А.Медведева, «развитая система обратной связи». Как у жопы нет переда, так и у экрана нет обратной стороны — пытаясь зайти с тыла, ты просто превращаешься в одного из экранных персонажей, и теперь уже не ты смотришь, а тебя показывают; но в логике интерактивного балагана это абсолютно одно и то же.
Собственно, тактическая задача момента сводится к тому, чтобы обмануть гаджет, заточенный на то, чтобы любой выход превратить во вход. Герой нашего времени — хакер, способный на этот взлом. Не «биоса» — батарейки. Вопросы сегодня решаются на уровне энергии — ведь вовсе не случайно страны чередуются с горничными.